Естественно, он был слегка разочарован. В эту книгу он вложил все, но и многое благодаря ей получил. Хотя, если быть до конца честным, когда он решил писать книгу для Патрика, ему уже было неважно, прочитает ли ее кто-то еще. Иногда такое случается, думал он, мотив становится ясен после совершившегося факта.
Ленивое утро медленно подползло к обеду. Леонард взял куртку и пошел встречать Шелли. Для совместного обеда она выбрала Музей естественной истории, и Леонарду было приятно думать, что в ее выборе прозвучали негромкие нотки компромисса. Она даже пообещала угостить его вегетарианским блюдом, хотя ему подумалось, что это жест, в общем, бессмысленный, учитывая, что фактически они будут обедать в помещении, забитом охотничьими трофеями.
Когда он подошел к музею, из него цепочкой выходили школьники начальных классов — все в светоотражающих жилетках — и молоденькая учительница считала их по головам. Леонард поднялся по старинным деревянным ступеням, при каждом его шаге скрипевшим, как корабль, и вошел в зал мамонтов, где они с Шелли договорились встретиться. Он миновал первые несколько рядов застекленных витрин, в которых экспонировались чучела диких зверей королевской породы — львов, тигров, белых медведей и шимпанзе. В просвете в центре зала у скелета горбатого кита, уже сотню лет повернутого головой не в ту сторону, он увидел Шелли, которая расположилась с блокнотом перед огромным гиппопотамом, а рядом с ней, моментально узнанный по ее рассказам, сидел Патрик.
— Привет, ребята! — сказал Леонард. — Надеюсь, не помешал.
— Привет! Ты как раз вовремя. Мы уже заканчиваем рисовать. Патрик, поздоровайся с Леонардом. Помнишь, я тебе говорила, что мы с ним сегодня встречаемся. Он хотел знать, что ты думаешь о его книге про римского мальчика.
Патрик оторвал взгляд от рисунка.
— Привет, Леонард, — сказал он. — Подожди, я сейчас заканчиваю, доделаю вот этот кусочек, и еще вот тут, и тут, и немножко там. Все! Финиш!
Он показал свою картинку Леонарду.
— О, мне нравится, — сказал Леонард, присев на корточки, чтобы быть на одном уровне с Патриком.
— Это такой обычный бегемот, но у него много прибамбасов, — объяснил Патрик. — Вот это два турбоускорителя, чтобы спасаться от хищников. А здесь лев плачет и говорит: «Ох, почему я так медленно бегаю и даже не могу поймать неуклюжего, ленивого бегемота!» А вот там, на ногах у бегемота, колеса. Они спрятаны внутри, но когда бегемот оказывается рядом с рельсами, он их выпускает. А рельсы вылетают из его клыков и стелются перед ним, куда бы он ни пошел, поэтому он всегда может использовать колеса — и на грязных тропинках, и на обычных дорогах.
— А что это за пятнышко? — спросил Леонард.
— Это след от пули, куда выстрелили французы.
— Почему французы?
— Очень давно французы владели Африкой, и там было много войн, но когда я буду повелевать миром, ничего подобного не случится. Если какая-нибудь страна начнет войну — я им всем сразу вж-ж-жик! — голову с плеч! — сказал Патрик, проведя карандашом по горлу.
— И как же они стреляли в животных, не разбивая стеклянные витрины?
Патрик откинул назад голову и издал раздраженный стон:
— Они в них не здесь стреляли. Их убивали в Африке и в разных других странах, а потом засовывали в витрины. Ты должен это знать, если пишешь книги.
— Кстати, вот твой сэндвич, — сказала Шелли с улыбкой. Она вынула несколько помятый кусок булки, завернутый в пищевую пленку, и протянула ее Леонарду.
— О, спасибо. Можно спросить, с чем он?
— С яйцом.
— С яйцом?
— Да, с яйцом, — подтвердила Шелли. — Я слежу, чтобы тебе хватало белка. Подумай о своем здоровье.
— Обязательно. Но дело в том, что от яйца у меня живот пучит, а в офисе… э-э-э… мы окна не открываем.
— Ты что-нибудь придумаешь. Патрик, подойди сюда и съешь сэндвич.
— Сэндвич мне подходит. А вкусняшки будут? Если не будет вкусняшек, можно купить мне что-нибудь в сувенирном магазине? Ну пожа-а-а-а-а-луйста!
Патрик повис у Шелли на рукаве.
— Посмотрим, — ответила она и посмотрела на Леонарда. — Посмотрим.
Глава 28
Клуб тишины
В Национальной ассоциации пантомимы Голодный Пол и Ламберт украсили зал для первого заседания Клуба тишины. Стулья стояли по кругу, а внизу сцены, по краю, горели рождественские огни — это придумал Ламберт, показав себя неплохим дизайнером. Живые статуи заняли свои места через определенные промежутки по всему помещению: Призрак Джейкоба Марли встал у входа, Человек, Обдуваемый Ветром, — у стойки регистрации, а разнообразные Трубочисты и Моцарты расположились в зрительном зале. Фоновой музыкой, по предложению Голодного Пола, послужила «Пьеса 4′33″» Джона Кейджа — исключительно для того, чтобы присутствующие расслабились.