- О да! - произнес Моро вполголоса, когда ему об этом донесли, и на его щеках проступили красные пятна. В тот же день Моро продиктовал флорентийскому послу письмо для Лоренцо Великолепного и потребовал немедленно его отправить.
"Как Вам известно, синьор Лодовико имеет намерение сделать конный памятник, достойный его отца, герцога Франческо Сфорца Великого. Заказанная флорентийцу Леонардо модель теперь изготовлена, однако из-за медлительности этого флорентийца Леонардо модель, как видно, не будет доведена до благополучного окончания; поэтому синьор Лодовико просит прислать ему других мастеров".
Благодаря змеиной хитрости этого человека он верно угадывал, что сказанное в письме тотчас станет известно Мастеру: находясь на чужбине, флорентиец, если разузнает о кознях, замышляемых против его земляка, непременно тому расскажет. Моро на это рассчитывал, как и на то, что обидно и несправедливо оговоренный Леонардо вынужден будет поторопиться. В самом деле, восковая модель Коня, идущего шагом, хотя бы и меньшая его окончательной величины, оказалась готовою к рождеству 1489 года; и это при том, что принято удивляться медленности, с которою работает Мастер, и ее осуждать.
21
Единственное настоящее занятие поэта заключается в том, чтобы выдумывать слова людей, говорящих друг с другом, и только их он представляет чувству слуха как природные, так как сами по себе они созданы человеческим голосом. Во всем остальном он превзойден живописцем.
Если кто обладает поражающими воображение достоинствами, недостатки ему охотно придумают, поскольку зависть и злоба в своем стремительном беге непременно обгонят восхищение и похвалу, плетущихся, можно сказать, кое-как. Что касается Моро, то, вместо того чтобы, подобно опытному акушеру, способствовать рождению Большого коня, он в странном ослеплении этому препятствовал, занимая скульптора другими делами. Так, близко к празднику рождества 1490 года Моро велел ему заниматься машиною для представления, которое он устраивал в честь герцогини Изабеллы, чьей благосклонности бессовестно искал, не задумываясь о репутации перед племянником.
Пьесу сочинил Беллинчоне и назвал ее "Рай", однако при библейской вывеске в представлении должен был участвовать языческий Юпитер, которого другие участники называют громовержцем и владыкою мира.
Плотники, три недели работая день и ночь, изготовили части громаднейшего колеса, посредством которого другие боги Олимпа, олицетворяя планеты, пересекающие небесный свод, должны будут двигаться по их орбитам.
Когда автор - а у него в голове, как видно, все перепуталось и он сомневается, чему отдать предпочтение, языческим ли басням или христианскому преданию - выпустил на сцену ангела-благовестителя с крыльями, оклеенными настоящими перьями, кто-то из присутствующих зрителей воскликнул:
- Хорошо бы эту курочку в суп!
И все захохотали, довольные удачною шуткой. Никогда еще актеры не знали более неблаговоспитанной публики: люди вскакивали со своих мест, потрясали кулаками, смеялись и шумели, поэтому ангел-благовеститель вынужден был кричать что есть мочи, отчего краснел и надувался, как если бы поднимал неимоверную тяжесть.
Внимание, слушайте все! Восславим, славные мужи,
Грацию, которая к нам, смертным, спустилась,
Самодержец небесный чудом изменил движенье планет.
Молчи, преисподняя! В этот праздник Юпитер
Даст передохнуть даже мученикам.
Какую бы ни было длинную речь действующие лица непременно заканчивают похвалой герцогине Изабелле, составленной автором в самых напыщенных выражениях; однако где только возможно, также и на крыльях четырех Меркуриев, изображающих иностранных послов, помещена анаграмма миланского регента. Соответственно на лице герцогини отражаются смятение и гнев, а в выражении Моро - дьявольское удовольствие.
Когда Аполлон-Солнце, поневоле согласившийся с появлением другого такого же яркого светила - имеется в виду герцогиня Изабелла, - предложил разделить власть между ними поровну, олицетворяющие планеты боги Олимпа стали поочередно сходить на помост сцены, добавляя голоса в образующийся хор, провозгласивший наиболее громкую похвалу регенту Моро. Кроме герцогини, которой это не переставало быть противным, к подобному бесстыдству все были приучены и даже не вслушивались в слова, тем более что внимание зрителей привлекало устройство, состоявшее из громадной лампы с плавающим фитилем, прикрепленной позади стеклянного шарообразного сосуда, где кипела вода. Передвигаясь по окружности, устройство создавало верное впечатление восходящего и заходящего солнца, тогда как другой шар, меньших размеров, изображал собою луну, Также поражали присутствующих одежды, телодвижения и весь вид исполнителей, наученных Леонардо превосходной развязности, когда каждая часть тела располагалась относительно общего центра тяжести в соответствии с правилом контрапоста. Если к этому прибавить красоту телосложения, миловидность лиц и распахивающиеся от дуновения ветерка кисейные одежды, можно отчасти вообразить пир чувства зрения, которым угощали посетителей Замка в дни рождества Христова.
- Простодушие здешних прихожан так велико, - сказал духовник герцогини Изабеллы, нарочно при этом не различая положения и сана присутствующих, что они одинаково воодушевлены как святой мессой, так и языческой дребеденью, в которую кощунственным образом впутаны мотивы из нашего святого предания. Что касается женщин, то ввиду крайнего невежества и привычной распущенности в их воображении все перепутывается: святая мученическая плоть Иисуса и жирные ляжки Юпитера. Впрочем, - добавил с отвращением духовник, местность, где обитают Моро и его придворные, издавна считается поганой.
Как было сказано прежде, в древности здесь находились ворота, посвященные этому ложному громовержцу, отчего миланская резиденция Сфорца называется замком Порто Джовио, то есть у ворот Юпитера.
Когда действие на сцене закончилось, Беллинчоне, которого рифмы не оставляли ни на мгновение, как докучные мухи, прочел Леонардо сонет, где соединил проступок Сизифа, без спросу воспользовавшегося громом и молнией, с пиротехническими упражнениями Мастера.
- Несомненно, ты был бы наказан, - сказал затем Беллинчоне, - если бы не сегодняшний праздник, когда из-за всеобщей радости преступники избавлены or мучения, данаиды не наполняют свою бочку, Иксион не вертится на колесе и Сизиф отдыхает.
Леонардо ответил:
- Пустым, бесполезным удовольствиям я предпочитаю муки Сизифа, которые, по моему мнению, есть не что другое, как добросовестный труд, поскольку для хорошего мастера всегда останется что прибавить к сделанному. Но как Сизиф не нуждается в отдыхе, хотя ему это ошибочно приписывают, так и я не устаю, принося пользу.