А это разве «синьор»? У него такие добрые глаза, такие ласковые руки, когда он гладит по голове!..
Наконец они в Феличе. Богатое село. Нарядно одетые мужчины, женщины, юноши и девушки толпятся на большой площади. Бродячие музыканты уже настроили свои инструменты и готовы начинать. Звучат песни. Молодые люди прохаживаются по кругу, гордясь своей силой, красотой, костюмом. Но девушки еще не решаются вступить в круг. Все ждут приезда почтенного Баттиста Факона, старосты села. Он немного запоздал из-за приключения на дороге.
Начинается праздник. Пляшут без устали. Леонардо сидит на почетном месте. Он слушает песни. Старые, давно знакомые ему. Ведь точно так же пели в Анкиано.
Музыка звучит громче. Тарантелла. Ноги сами пускаются в пляс. Пары кружатся все быстрее и быстрее. Ритмичные удары подковок сливаются с визгом скрипок. Из толпы несутся крики: «Живее, живее!» Старики ворчат:
— Разве теперь умеют плясать? Вот в наше время...
Взгляд Леонардо падает на высокую, стройную девушку. Нарядная, с венком из виноградных листьев на голове, она спокойно стоит, сложив руки на переднике. Но глаза, черные и блестящие, задорно сверкают. Высокий красивый парень низко склонился над ее плечом. Он зовет ее танцевать. Она качает головой. Парень сердится, начинает отчаянно жестикулировать. Она снова качает головой.
— Это моя старшая внучка, — говорит старик. — Наша гордость и счастье. Сколько хороших молодых людей сватается к ней, но она не идет.
Говорит, успею еще... Мария! — кричит он. — Иди-ка сюда, угости дорогого гостя.
Девушка подходит. В руках у нее поднос, на котором стоит запыленная глиняная фляжка.
— Столетнее, — говорит старик. — Такой гость бывает раз в сто лет.
Он наливает кружку. Леонардо любуется золотистым отливом вина. Холодное, крепкое, оно освежает и бодрит.
Снова подходит Мария. Леонардо встает и берёт ее за талию. Красный плащ и берет на скамейке. Еще громче визжат скрипки. Еще быстрее кружатся пары. Одна пара уже не выдержала. Шатаясь, выходит она из круга. Немного погодя уходит и другая. Затем третья. А музыканты все ускоряют темп. Кажется, что вот-вот лопнут струны. Старики встают со своих мест и смотрят, как мелькает в вихре тарантеллы короткая серая куртка пришельца и белое платье Марии.
— Да! Этот умеет танцевать по-нашему!
— Живо! Живо!
— Эх! Здорово!
— А ну-ка, еще живей!
Леонардо, крепко держа Марию, пляшет все быстрее. Из-под ног летит пыль. В горле пересохло. Теперь они одни. Весь круг кричит, хлопает в ладоши.
— Ну, а теперь пора и горло промочить, — говорит Баттиста и машет рукой.
Музыка обрывается. Леонардо мог бы еще танцевать, танцевать до утра. Он крепко пожимает руку Марии, смотрит в ее горящие черные глаза. Он садится за стол. Со всех сторон к нему тянутся руки с кружками, полными вина.
Снова звучит музыка. Но вот Леонардо властным движением руки останавливает музыкантов, берет лютню и начинает петь.
Сначала он поет старые, слышанные им еще в детстве песни крестьян, виноградарей, охотников. Потом свои, сочиненные им самим. Он поет о жизни, о радостях и печалях тружеников полей, виноградников и дымных деревенских кузниц. Он возносит хвалу мирному труду:
Пахарю,
своим упорным трудом вырастившему на сухой, каменистой земле большой урожай» —
слава!
Виноградарю,
превратившему свой пот и слезы в тяжелые кисти золотистого винограда, —
слава!
Пастуху,
умело прогоняющему по горным кручам стадо к сочным альпийским лугам, —
слава!
Охотнику,
смело идущему на медведя,
метко разящему врагов наших стад, —
слава!
Кузнецу,
отковавшему прочный лемех для плуга, острый серп и звонкую косу, —
слава!
Плотнику,
построившему крепкий дом, которому не страшны зимние бури, —
слава!
Девушкам нашим,
красивей и милее которых нет на свете, чьи голоса более звонки, чем пение птиц, —
слава!
Юношам нашим,
твердым и упорным в труде,
смелым и храбрым в защите родной земли, —
слава!
Уже при первых звуках голоса певца шум затихает. Люди окружают его тесным кольцом. Умолкают разговоры. Старики поднимают руки к ушам, стараясь не пропустить ни одного слова.
Песни льются, торжественные, светлые. В них слышно, как звенит ручей, освежающий своей ледяной водой путника в полуденный зной, песня жаворонка, взвивающегося к солнцу, веселый смех детей...
Но вот голос певца меняется. В нем звучит гнев, острая насмешка по адресу богачей-тунеядцев, жестоких помещиков и жадных купцов.
Леонардо умолкает. Долгое время стоит тишина. Кажется, что где-то далеко-далеко еще звенит песня.
Уже поздно. Праздник на исходе. Пары кружатся все быстрее и быстрее, и даже тот, кто сидел за чашей вина и не собирался танцевать, встает и пускается в пляс.
— Ну, отдохнули. Эй, музыканты, за дело!
Леонардо снова входит в круг. В минуту короткой передышки к нему приближается Мария и украшает его разметавшиеся кудри венком.
Леонардо танцует со всеми девушками: он не хочет никого обижать. Приятель Марии, следивший за ним издали ревнивыми глазами, спокоен. Проходя в танце мимо Леонардо, он весело кивает ему.
На землю опускается ночная прохлада. Гаснут дымящиеся факелы и плошки. Люди начинают расходиться. Многие подходят к Леонардо и благодарят его за песни.
Леонардо жарко. Он поднимает руку к голове и, желая освежить ее, снимает венок. Только теперь он может рассмотреть его. В смутном, колеблющемся свете факелов Леонардо не узнает знакомых изящных вырезов виноградных листьев. Это что-то другое. Он вглядывается внимательней и улыбается. В руках у него венок из лавровых листьев.
НЕКОРОНОВАННЫЙ КОРОЛЬ
ЛОРЕНЦИЕЙ в эти годы правил «некоронованный король» — Лоренцо Медичи, прозванный «Великолепным» за склонность к роскоши и за пышность двора. Флоренция была республикой, но уже давно власть в ней захватили крупные купцы, владельцы мануфактур и банкиры. Рядом с ними, то ссорясь, то мирясь, находились у власти и наследники старых феодальных аристократических родов. Во Флоренции было и Народное собрание, и избираемое народом правительство (синьория), на деле же управляли городом Медичи.
Медичи владели крупнейшим во всей Западной Европе торгово-банкирским домом. Они сосредоточили в своих руках львиную долю всей итальянской торговли шерстяными и шелковыми тканями. Они всюду скупали сырье, а из Флоренции вывозили уже готовые ткани. Эти ткани расходились по всей Европе — от берегов туманной Англии до далекой, загадочной Московии. Повсюду, на всех дорогах, можно было встретить караваны лошадей и мулов с вьюками флорентийских тканей, которые раскупались нарасхват. Чуть ли не в каждом мало-мальски значительном городе Западной Европы действовали агенты Медичи, везде были склады их товаров.
Но больше всего дохода приносили кредитные операции. Медичи охотно давали деньги — конечно, под высокий процент и хорошее обеспечение — королям, князьям, герцогам и прочим синьорам. Они ссужали деньгами также купцов и ремесленников. Это были крупнейшие ростовщики во всей Западной Европе.
Жадные к наживе, они прибирали к рукам имения разорившихся феодалов, жестоко эксплуатировали крестьян и ремесленников.
Медичи знали цену науке и искусству, понимали, что покровительство ученым, писателям и художникам создает им славу. Поэтому они собирали их вокруг себя, давали заказы.
Правда, за все это, за «счастье» и «честь» бывать при самом пышном дворе Италии, нужно было платить. И люди таланта платили своей свободой, своим личным достоинством. Поэты слагали стихи, художники писали картины, скульпторы создавали статуи, прославляя «величие» и «благородство» дома Медичи: ученые посвящали им книги с унизительными словами благодарности. Один художник, не знавший, как больше возвеличить своего щедрого покровителя, герцога Козимо, не нашел ничего лучшего, как изобразить его на своей картине среди святых.