Собрания эти великолепны, но подлинного Леонардо мы видим только в его записных книжках. До наших дней дошло около двадцати пяти таких книжек – точное количество зависит от того, каким образом ведется подсчет. Некоторые небольшие книжки были объединены в целые тома. Например, три Кодекса Форстера (Музей Виктории и Альберта, Лондон) в действительности включают в себя пять записных книжек. Большая часть записных книжек Леонардо хранится во Французском институте в Париже. Они попали во Францию в 90-х годах XVIII века, когда наполеоновские войска ограбили Библиотеку св. Амвросия в Милане. Остальные записные книжки хранятся в Милане, Турине, Лондоне, Мадриде и Сиэтле. Отдельные листы из книжек были потеряны или украдены – известный библиофил граф Гульельмо Либри украл несколько листов в середине XIX века, – но в целом они остались такими, какими их оставил Леонардо. Некоторые из них сохранились в оригинальном переплете: Леонардо любил пергаментные или кожаные переплеты, скрепленные небольшими деревянными застежками, пропущенными через проволочную петлю (подобные застежки сегодня можно видеть на мужских пальто и куртках).
По своему размеру записные книжки очень различны – от стандартного формата ин-октаво до маленьких книжек карманного формата, не больше колоды игральных карт. Маленькие книжки Франческо Мельци назвал libricini. Они служили и записными книжками, и альбомами для набросков. Судя по многим из них, Леонардо часто брал их с собой в дорогу. Свидетель, встречавшийся с художником в Милане, упоминает о «небольшой книжке, которую он всегда носил на поясе».[8] Такая книжка была с Леонардо, когда он в 1502 году проезжал через Чезену и сделал небольшой набросок: «Вот так они носят виноград в Чезене».[9] На улице Леонардо более всего напоминал репортера – он постоянно что-то записывал и зарисовывал в свой блокнот. Художник, по словам Леонардо, должен всегда быть готов делать наброски, «если обстоятельства позволяют»:
«…и [следует] наблюдать [людей] на улицах, площадях и полях и отмечать их краткими записями очертаний: то есть так, что для головы делается О, для руки – прямая и согнутая линия, и так же делается для ног и туловища; и потом, вернувшись домой, следует делать такие воспоминания в совершенной форме».[10]
Одна из записных книжек Леонардо (Парижская записная книжка MS B) в оригинальном переплете
Иногда заметки делались в поэтической форме:
(Морские волны в Пьомбино; / вся вода пенится; / вода, которая поднялась с того места, / куда рухнула огромная масса воды).[11]
А эта маленькая заметка не напоминает ли вам хайку?
(Луна плотная; / все плотное имеет вес; / какова же природа луны?)[12]
Некоторые записные книжки Леонардо сами по себе являются трактатами. Они часто бывают посвящены конкретной теме: парижская книжка MS С – свету и тени, Лестерский кодекс – геофизике, небольшой Туринский кодекс – полету птиц и т. д. Но даже тематические книжки содержат огромное количество дополнительных материалов.
Ключевой мотив рукописей Леонардо – их невероятное разнообразие, разносторонность: художника интересует буквально все, его интересы часто бывают противоречивы. Датировать страницы бывает трудно, поскольку разум Леонардо часто возвращался к одному и тому же. Его мысль, подобно ястребу, кружила над миром. Он часто возвращался к прежним идеям и наблюдениям спустя много лет. Художник осознавал эту свою привычку и извинялся перед потенциальным читателем: «Не упрекай меня, читатель, поскольку предметов множество и память не может удержать их и сказать: «Этого я не буду писать, потому что уже написал».[13]
Рукописи – это карта разума Леонардо. В них можно найти все – от кратчайшего предложения, оборванного на полуслове, и обрывочных вычислений до законченного литературного произведения и описания вполне работоспособного механического устройства. Разносторонность Леонардо поражает. Его интересовала анатомия, зоология, аэродинамика, архитектура, ботаника, моделирование одежды, гражданская и военная инженерия, ископаемые, гидрография, математика, механика, музыка, оптика, философия, робототехника, астрономия, виноградарство и виноделие. Величайший урок, который дают нам рукописи Леонардо, заключается в том, что в них все подвергнуто сомнению, исследовано, изучено до принципов, лежащих в основе изучаемого. Леонардо ставит перед собой задачи – и большие и малые:
8
Giambattista Giraldi Cinzio, Discorsi (Venice, 1554), 193–196. Автор цитирует воспоминания своего отца, Кристофоро Джиральди, феррарского дипломата при миланском дворе.
11
RL 12665r. Строчки были добавлены к «Описанию Потопа» (1515), но, несомненно, они основываются на более ранних наблюдениях, сделанных в Пьомбино, вероятно, осенью 1504 года.
12
К 1r. Почерк очень неразборчив. Вторую строку удалось разобрать с помощью инфракрасного излучения в 1979 году.
13
Ar 1r. Запись сделана в начале 1508-го, когда Леонардо начал упорядочивать свои рукописи; ср. Leic 2r: «Итак, читатель, не пеняй на меня за то, что предметов много и память не может их сохранить и сказать: об этом не хочу писать, ибо писано раньше; и если б не хотел я впасть в подобную ошибку, необходимо было бы в каждом случае, который мне хотелось бы записать, во избежание повторений, всегда перечитывать все прошлое, и в особенности в случае долгих промежутков времени от одного раза до другого при писании».