Чем больше языков знает человек, тем легче и скорее дается ему следующий. Это испытал на себе и Шлиман. Уезжая к месту новой службы в Венесуэлу, он пообещал провожавшим его в Гамбурге друзьям: «Когда я высажусь в Каракасе, то буду говорить по-испански». Так и вышло: в далекой чужой стране ему не понадобился переводчик.
Позднее Шлиман за считанные недели овладел русским, считающимся особенно трудным для иностранцев. В зрелые годы ученый заслужил славу человека с фантастической памятью. Опять-таки: делает больше не тот, кто может, а тот, кто хочет.
Известный советский журналист-международник Валентин Островский, самостоятельно изучивший более десятка языков, рассказывал, что в школе на него решительно махнули рукой, да и сам он уверовал в отсутствие природного дара в этой области. Но как-то в дни каникул решил (на то была своя причина) заняться английским. Для начала в быстром темпе прочел учебник, чтобы получить общее представление о грамматике. Затем стал читать со словарем по шесть часов в день. Через два месяца с изумлением обнаружил, что может обходиться без словаря…
Итак, в основе действия и здесь должна лежать цель. Это она — волшебница — творит с людьми чудеса. Даже если выглядит со стороны порою наивной, смешной. Забавная история произошла с писателем Бенжаменом Констаном, переведшим на французский язык с оригиналов немало классических произведений мировой литературы. В детстве он питал крайнюю неприязнь к изучению иностранных языков. Тогда его домашний учитель, дабы не потерять место, пошел на хитрость: предложил мальчику изобрести секретный язык, которым бы владели только они двое. Идея захватила воображение Бенжамена, в мечтах он уже видел себя автором нового языка, названного его именем. Учитель тем временем изобрел алфавит. Вместе они стали составлять слова: звучало очень красиво. От алфавита перешли к созданию грамматики. Получился необычайно богатый и гибкий язык, которым мальчик овладел в совершенстве. Только тогда он узнал, что язык этот… греческий.
Однако дело уже было сделано: вызванное учителем увлечение перешло в глубокий сознательный интерес к языкам и литературе, определивший профессиональный путь Констана.
Любая река начинается с маленького ручейка. Двадцатью пятью языками владеет Сергей Халипов, молодой преподаватель Ленинградского педагогического института имени Герцена. У него, как он сам рассказывает, все началось в школьные годы с коллекционирования марок. Хотелось прочитать надписи на них — только надписи, и стал учить английский. Потом в школе изучал вместе со всеми (но целеустремленней!) немецкий. Увлекся географией, но оказалось, что для расшифровки мудреных названий на картах двух языков мало. Взялся за финский. К выпускному экзамену к ним прибавились шведский и французский. После французского довольно легко дались итальянский и испанский, затем дело дошло до арабского, датского, венгерского, норвежского, латышского…
Только не следует понимать слово «легко» в прямом смысле: работать приходилось, что называется, без выходных и перекуров.
И Констану, и Халипову повезло в том, что изучать иностранный они стали в раннем школьном возрасте, когда запоминающий аппарат мозга способен весьма интенсивно поглощать новую информацию. Еще проще, естественнее происходит это у тех, кто с первых лет жизни попадает в разнородную языковую среду.
Ученый с мировым именем, профессор Тартуского университета Пауль Аристэ знает около сорока языков, причем значительную их часть — активно, глубоко. Заняться инолингвистикой его во многом побудила обстановка детства. Воспитывался он в многоязычной среде. Соседями были русские — выучил русский. Рядом жила немецкая семья — выучил немецкий. Потом отец переехал в Таллин и поступил на завод, где работало много шведов, — начал говорить на шведском. В гимназии изучил латынь и английский. В четырнадцать лет самостоятельно выучил эсперанто.
У Пауля Аристэ вхождение в языки происходило как бы само собой, без направленного воздействия взрослых. Однако известны случаи оправдавшего себя запрограммированного раннего языкового воспитания. Когда у болгарского врача Георгия Наумова родился сын, на семейном совете было решено искать и развивать талант ребенка помимо музыки и изобразительного искусства также и в области языков. С пеленочного возраста с мальчиком стали разговаривать: бабушка — только на греческом, мать — на французском, отец — на болгарском. И ребенок заговорил сразу на трех языках, не смешивая их… Сам Эмил отдал предпочтение музыке, но не стала лишней и инолингвистическая подготовка, она определила широту его духовных интересов.