Брежнев, обладавший физическим магнетизмом, залавливал собеседника. Его настроение быстро менялось, и он не скрывал своих эмоций… Его руки были постоянно в движении, он крутил часы, сбивал пепел с вечно дымящейся сигареты, бряцал своим портсигаром по пепельнице. Он не мог держаться спокойно. Пока его замечания переводились, он неустанно вставал из своего кресла, ходил по комнате, громко объяснялся с коллегами и даже без объяснений покидал комнату, а потом возвращался. Поэтому при переговорах с Брежневым присутствовало ощущение эксцентричности.
Г. Киссинджер, с. 1148.
Я не мог удержаться от соблазна мысленно сравнивать Брежнева и Хрущева. Они оба были похожи в том смысле, что это были жесткие, упрямые, реалистические лидеры. Оба перемежали свои рассуждения анекдотами. Хрущев был часто совершенно вульгарен и достаточно простоват. Там, где Хрущев был невежествен и хвастлив, Брежнев был экспансивен, но более вежлив. У обоих было развито чувство юмора, но Хрущев, казалось, гораздо чаще пользовался им за счет окружающих. Хрущев, кажется, был более быстрым в своих умственных реакциях. Брежнев мог быть резким, но всегда очень преднамеренным в своих действиях там, где Хрущев был более взрывным и более импульсивным. У обоих был темперамент, оба были эмоциональны.
Р. Никсон, с. 434.
Его поведение и юмор были почти озорными на встречах с общественностью. Насколько это было возможно, я выступал в таких ситуациях как его партнер, но иногда мне было трудно удерживать равновесие между вежливостью и достоинством.
Р. Никсон, с. 432.
…Коротко о личных чертах Брежнева. Начал бы я тоже с положительного, тем более что посторонним он умел показывать себя именно с этой стороны. В принципе (до болезни) Брежнев был не лишен привлекательности, даже обаяния. Он не был жесток и мстителен (хотя, по-моему, достаточно злопамятен). В обхождении умел (и, видимо, любил) выказывать внимание к окружающим. Во многом, особенно связанном с войной и военными воспоминаниями, был даже сентиментален. Друзей своих старых помнил и, как правило, не оставлял без поддержки (которая, правда, нередко опять же перерастала в протекционизм, покровительство бездарным и не всегда честным приятелям). Не любил объясняться с людьми в случае конфликтов, вообще старался избегать неприятных разговоров; поэтому те, кого очернили, оклеветали, не имели возможности не только объясняться, но даже узнать, за что вышли из доверия и попали в опалу.
Мог и удивить. Так, когда бывал в настроении, особенно во время застолья (от рюмки, пока был здоров, не отказывался, хотя меру, насколько я могу судить, знал, во всяком случае на склоне лет), вдруг начинал декламировать стихи. Знал наизусть длинную поэму «Сакья Муни» Мережковского, немало стихотворений Есенина. Оказалось, что в молодости Брежнев (об этом он как-то при мне сказал сам) участвовал в самодеятельной «Синей блузе», мечтал стать актером. Известная способность к игре, к актерству (боюсь назвать это артистичностью) в нем была. Я иногда замечал, как он «играл» (надо сказать, неплохо) во время встреч с иностранцами.
Г. Арбатов, с. 88 [13].
…Брежнев поначалу произвел на нас хорошее впечатление. Простой, демократичный. Его общительность и видимая доступность создавали иллюзию этакого добряка, простого парня. Но, конечно, был он гораздо глубже и сложней, целей своих добивался настойчиво и уверенно, используя в том числе и аппарат Президиума. Особенно импонировала окружающим его устойчивость в симпатиях, в привязанностях (но уж не дай Бог не понравиться, не угодить).
Ю. Королев, с. 96.
В первые годы моей работы в управлении общительный, жизнерадостный, активный Леонид Ильич любил собирать у себя в доме компании друзей и близких ему лиц. Помню свое удивление, когда через год моей работы на посту начальника 4-го управления, в один из декабрьских вечеров, раздался звонок правительственной связи. Говорил Брежнев: «Ты что завтра вечером делаешь? Я хотел бы тебя пригласить на дачу. Соберутся друзья, отметим мое рождение». В первый момент, я даже растерялся. Генеральный секретарь ЦК КПСС и вот, так запросто, приглашает к себе домой, да еще на семейный праздник, малоизвестного молодого профессора. Невдомек мне было тогда, что приглашал Брежнев не неизвестного профессора, а начальника 4-го управления.
В назначенное время я был на скромной старой деревянной даче Генерального секретаря в Заречье, на окраине Москвы, где в небольшой гостиной и столовой было шумно и весело. Не могу вспомнить всех, кого встретил в этом доме. Отчетливо помню Андропова, Устинова, Цинева, помощника Брежнева — Г. Э. Цуканова, начальника 9-го управления КГБ С. Н. Антонова, министра гражданской авиации Б. П. Бугаева. Царила непринужденная обстановка. Брежнев любил юмор, да и сам мог быть интересным рассказчиком.
Е. Чазов, с. 84.
Мои личные наблюдения подтверждают, что Леонид Ильич был человеком добрым, общительным, он никогда и никому не сказал грубого слова, ни с кем не обошелся бестактно.
М. Докучаев, с. 180.
Все, кто знал его лично, помнили как доброго человека, хорошего парня. Он был до нежности чуток со своими охранниками и прислугой, до слез умилялся, слушая детские песни, в молодости слыл жуиром и бонвианом. Беда была в том, что он, как никто другой из руководителей СССР, стал игрушкой в руках партийной верхушки, их марионеткой.
Н. Леонов, с. 259.
Брежнев в ту пору располагал к себе: встречал каждого с улыбкой, готов был рассказать забавный, нередко и весьма неприличный (только для мужчин) анекдот. А вот заниматься «умственными» делами, напряженной работой он не очень любил. Говорят, весьма увлекался он такой «сложной» игрой, как домино, хотя ничего плохого в этом, конечно, нет.
Ю. Королев, с. 113.
В отличие от Сталина или Хрущева Брежнев не обладал яркими личностными характеристиками. Его трудно назвать крупным политическим деятелем. Он был человеком аппарата и, по существу, слугой аппарата.
Если же иметь в виду человеческие качества, то, по моим наблюдениям, Брежнев был в общем-то неплохим человеком, общительным, устойчивым в своих привязанностях, радушным, хлебосольным хозяином. Любил охоту, домино, кино «про зверушек». Радовался доступным ему радостям жизни. Так было примерно до первой половины 70-х годов.
В житейском плане он был добрый человек, по-моему. В политическом — вряд ли… Ему не хватало образования, культуры, интеллигентности в общем. В тургеневские времена он был бы хорошим помещиком с большим хлебосольным домом.
А. Бовин, с. 93 [13].
Одно из этих достоинств видели в том, что он не злой, не жестокий человек. И если сравнивать со Сталиным, а в некоторых ситуациях и с Хрущевым — так оно и было.
«Ссылка» в послы или выход на пенсию (персональную) — это не тюрьма, не пытки, не расстрел и даже не исключение из партии и жестокая публичная проработка, которой подвергались противники Хрущева. Правда и то, что это был человек, в общем, простой, даже демократичный. Во всяком случае в первые годы, когда он еще не разучился выслушивать других, говорить спасибо за помощь, даже вслух признавать, что многих вещей не знает. Он обладал к тому же здравым смыслом, не был склонен к крайностям, скороспелым решениям, хотя потом это хорошее качество обратилось в противоположную крайность — нерешительность и бездеятельность.
Вполне очевидными были с самого начала и многие недостатки Брежнева. Он имел заслуженную репутацию человека малообразованного, весьма ограниченного, не обладающего собственным представлением о многих сферах жизни общества и политических проблемах (хотя в этом отношении был, пожалуй, не хуже, а может, несколько лучше других наших тогдашних руководителей — таких, как Кириленко, Подгорный, Полянский). О культурном уровне и потребностях этого человека даже трудно говорить. Если он что-то читал, то иллюстрированные журналы; предпочтение отдавал фильмам о природе и животных, любил «Альманах кинопутешествий»; серьезные же редко мог досмотреть до конца — одно из исключений, пожалуй, «Белорусский вокзал», который его глубоко тронул.