Отважный Заяц знал в ударах толк.
Он понимал, что глупо ждать ответа.
Легко представить, что ему на это
Ответил бы духовно нищий Волк.
Меж тем внесли горячую фасоль.
Душистый плов спешил за ней вдогонку.
Я битый час вертел в руках солонку,
И вдруг меня пронзило: «В этом — соль!»
Андрей Вознесенский
Травят зайца…
Веками травят.
Травят в Африке и в Австралии.
Во Флориде
и в Арканзасе
Травят зайца!..
Травят зайца!..
Несет цианистым!..
Кто посмел
Быть инициатором?..
Проклинаю того мерзавца!
Травят зайца!..
Заяц был юн и неопытен. Он выскочил на поляну, ослепительно белый, как трусики св. Инессы. Гони, Косой!..
Блещет фикса.
Хрустит манишка.
Волк страшен,
как анатомичка.
Кто рискнул бы
с таким связаться?..
Травят зайца!..
Морфинист,
доходяга, циник.
Грудь в наколках
и лапы в цыпках.
Вот он, срам твой,
цивилизация!
Травят зайца!..
Волку было под сорок. Он был безнадежно сер, как макинтош лондонского клерка. Атас, Косой!..
Травят зайца!..
Да как старательно!
Травят в прессе,
в кино, по радио.
В баснях, в пьесах,
в экранизациях —
Травят зайца!..
Травят зайца!..
Смотреть противно!
Травят бомбами
и тротилом.
Безработицей
и инфляцией.
Травят зайца!..
Вспоминаю свой фотопортрет на страницах парижского «Фигаро». Самодовольная физиономия в заячьем малахае. Прости, Косой!..
P. S. Он, усталый, лежал в снегу.
Полуангел. Полурагу.
Белла Ахмадулина
Который день — и явно, и во сне —
Меня томит нежданная забота:
Я поняла, что появилось что-то
Неизлечимо заячье во мне.
Среди нетонко чувствующих масс
Меня одну гневила и бесила
И гнусная безнравственность бензина,
И пошлая разнузданность пластмасс.
Комфорт, что прежде мной был так ценим.
Мне опостылел, ибо я открыла:
Неискренность мочалки, подлость мыла
И унитаза явственный цинизм.
Поскольку зов природы мне не чужд
И я питаю ненависть к эрзацам, —
Меня влечет — подобно вольным зайцам —
Направить бег колен в лесную глушь.
Какой восторг, — попав в дремучий лес.
Свободный от бетона и дюраля, —
Вершить — при виде волка — удиранья
Пленительный и горестный процесс!..
Бежать, и быть все время впереди,
И размышлять над суетной судьбою,
И временами слышать за собою:
Ну, — о, наивность просьбы! — погоди!
— Возможно ль? — удивится кое-кто.
— Ах, полно! — усмехнусь я на расспросы. —
Ужели же глаза мои раскосы
Без всяческого повода на то?
О, эта блажь меня не в первый раз
Тревожит, и, не знай своей беды я,
Я до сих пор винила бы Батыя
За дерзкую раскосость этих глаз!..
От автора:
— Какая чепуха, увы и ах! —
Зевнет читатель, в корень не вникая.
— Да, чепуха, читатель. Но какая
Премилая! И главное, в стихах.
Юлия Друнина
Прошлой ночью снились мне ученья
Энского стрелкового полка,
Но на середине — вот мученье —
Мне пришлось проснуться от звонка.
Я — девчонка фронтовой закваски.
Мне на крем и пудру наплевать.
Как спала — с гранатою и в каске, —
Так и побежала открывать.
У меня на штатских нюх отменный.
Враз определяю, что к чему.
Вижу, хлопец. Вижу, не военный.
Вижу, Заяц, судя по всему.
Без сапог, без каски, без одежи.
Кровь на лбу совсем еще свежа…
— «Сзади — полк?» — спросила я без дрожи.
— «Сзади — Волк!» — ответил он, дрожа.
На себя от страха не похожий.
Заяц был измучен и продрог.
Я ему на коврике в прихожей
Разложила легкий костерок.
Что до Волка — быть ему в уроне.
Слишком он нахален, этот Волк.
Не скажу — в стихах, но — в обороне
Я еще покамест знаю толк.
Зря я, что ли, бегала все лето
С просьбами и жалобами, чтоб
Выбить разрешенье Моссовета
Перестроить кухню под окоп?..
Волк, конечно, храбр и бесшабашен.
Только как он, глупый, не поймет.
Что в родном окопе мне не страшен
Собранный им за ночь миномет!..