Выбрать главу

Во время следствия была выяснена личность преступника. Им оказался младший лейтенант Советской армии Виктор Ильин. Переодетый в милицейскую форму своего родственника, он проник в Кремль под видом охранника, имея намерение убить генерального секретаря Леонида Ильича, который, по его предположению, должен был находиться во второй машине. Но автомобиль с Брежневым перед Кремлем изменил маршрут и направился к Спасским воротам, о чем не знал преступник. Космонавтам, пережившим тяжелейший стресс, была оказана и психологическая помощь.

Во многих странах в те годы за покушение на высокопоставленных лиц преступников уничтожали сразу на месте преступления. А в Советском Союзе началось судебное разбирательство. Многие не верили, что убийство готовил фанатик-одиночка, и считали, что существует преступная группировка лиц, враждебно настроенных к советской власти и лично к Л.И. Брежневу. Убийца В. Ильин был направлен на судебно-психиатрическую экспертизу, признан вменяемым и получил большой тюремный срок. Еще в глубокой древности многие ученые считали, что убийц нужно уничтожать, независимо от мотивов преступления. «Жалость к палачам – это жестокость по отношении к их жертвам», – писал древнеримский философ Сенека. Русский публицист, революционный демократ Николай Александрович Добролюбов (1836-1861) тоже был сторонником самых строгих карательных мер и считал, что «суровое наказание преступника – это пример для всех негодяев». Французский философ Вольтер утверждал, что тяжкие преступления совершают люди со слабой нервной системой, так как «людям сильной воли они не нужны».

Глава 18. Жестокость и милосердие

Чтобы омрачить многие добродетели, достаточно несколько пороков.

Плутарх

Культура поведения человека зависит не от национальности, а от воспитания и врожденных свойств личности. В обществе не изжиты контрасты: недоброжелательство и зло существуют рядом с добром, похвала – рядом с порицанием. О русофобии много писали и говорили, а я столкнулась с нею впервые только летом 1969 года на Украине, когда приехала со своей семьей отдыхать в село Охримовку (в то время оно называлось Ефремовкой). Приехали мы по рекомендации знакомых, которые там в это время уже отдыхали. Хозяйка, у которой мы сняли комнату, оказалась очень приветливой и услужливой. «Наверно в этом селе все украинцы такие же добросердечные», – подумала я и жестоко ошиблась. После купания в лимане 6-летняя дочь простудилась. Лежа в постели с температурой и кашлем, она попросила купить черного украинского хлеба. Он на Украине был ароматный и очень вкусный, а цена смехотворная, всего 11 копеек. В магазин его только что завезли, и я заняла очередь. Впереди меня стоял местный житель с двумя мешками в руках. Когда подошла его очередь, он стал наполнять их буханками хлеба. Наполнив один мешок, подставил второй. Весь хлеб с полок оказался в его мешках. «Какая же у него семья большая, что столько хлеба съедает», – удивилась я. На прилавке осталось полбуханки. Я подумала, что мне этого хватит. И вдруг он потребовал положить и этот кусок хлеба в его мешок.

– Оставьте мне этот кусок, у меня ребенок заболел, хлеба просит.

– Клади, клади в мешок, – обратился он к продавщице. – Понаехали сюда нахлебники, из-за них мне скоро свиней кормить будет нечем.

Я была поражена: здесь, оказывается, свиней откармливают хлебом, а моему больному ребенку даже куска не оставили. Я стала возмущаться, но это еще больше озлобило мужика и продавщицу. А ведь я ничего плохого им не сделала. Я вспомнила, как перед войной в станицу на Дону, где жили мои родители, приехала с Украины семья: двое девочек – 17 и 14 лет – с родителями. Они сняли жилье в доме через дорогу от усадьбы моих родителей. У них кроме нескольких чемоданов ничего не было. И моя мать носила им все, что у нее было на огороде, и молоко от своей коровы, а для девочек варила любимые ими вареники с творогом, обжаренные в сметане. Другие соседи тоже приносили им все, что могли. Такими были нравы у донских казаков. А теперь украинцы отказались дать моему заболевшему ребенку кусок хлеба, причем не своего, а государственного, и за мой счет. Вернулась я из магазина со слезами. Хозяйка дома, у которой мы остановились, оказалась не такой русофобной. Она тут же взяла у соседей взаимообразно хлеб и принесла мне. Сейчас ее уже нет в живых. Но здравствует ее сын и отдыхавшие там москвичи, которые, безусловно, помнят этот жуткий случай, что совершенно потряс меня отсутствием у людей человеческих чувств. Года три назад в Охримовке отдыхали знакомые, от которых я узнала, что продавщица, уже глубокая старушка, жива, а мужик с мешками уже на том свете вместе со своими свиньями.