Прибыв в Москву 26 января, он сразу же попал на пленум ЦК, посвященный в том числе и заключению торгового соглашения. При поддержке Ленина Красин добился согласия на подписание договора при внесении некоторых несущественных поправок, и даже Чичерин был вынужден послать Керзону телеграмму с поддержкой этого решения. Красин вернулся в Лондон с советскими поправками 4 марта, но тут противники договора решили пойти ва-банк. Узнав о начавшемся в Кронштадте восстании моряков, они через газеты распустили слухи о том, что Петроград и Москва охвачены беспорядками и большевистская власть вот-вот падет. 8 марта эту информацию официально подтвердил Форин офис.
Красину пришлось срочно выступить с опровержением; он заявил окружившим его в фойе журналистам: «В Петрограде и Москве все спокойно. Ленин работает в Кремле, над которым по-прежнему развевается красный флаг. Мятеж, поднятый белогвардейскими офицерами в Кронштадте, будет ликвидирован в ближайшие дни, если не в ближайшие часы». Ему матросское восстание скорее помогло: решив, что кремлевским руководителям сейчас не до этого, дипломат самовольно убрал из текста не устраивающие англичан поправки, оставив только одну — что Лондон обязуется прекратить антисоветскую деятельность в граничащих с Россией государствах, входивших прежде в ее состав. Имелась в виду прежде всего Польша, где британская разведка поддерживала антисоветские формирования того же Савинкова и других.
Четырнадцатого марта Ллойд Джордж собрал правительство для обсуждения договора, сообщив им о поправках Красина, и они согласились на подписание — все, кроме Керзона, вместо которого документ 16 марта подписал лорд Горн. Об изменениях, внесенных в текст договора, Красин сообщил только после подписания, когда действовал принцип «победителей не судят». А он был именно победителем — заключение договора с ведущей державой Запада означало, что Советская Россия вернулась в мировую политику и с ней отныне придется считаться всем. Он увидел это воочию по пути домой, когда представители германского правительства торопили его с заключением торгового соглашения: его готовый проект принесли буквально к поезду, и Красин в апреле отвез его в Москву. Уже потом он узнал, что тогда же сотрудник советского НКИД Виктор Копп вел тайные переговоры о военном сотрудничестве России и Германии, которой Версальский мир запретил иметь армию.
После подписания англо-советского соглашения Красин получил статус торгпреда в Англии, хотя бывал там редко, продолжая выполнять обязанности наркома внешней торговли. Фактически он был послом, хоть и не имевшим дипломатического статуса, поскольку отношения между двумя странами еще не были восстановлены. Осень 1921 года он провел в Берлине, где лечился и отдыхал от напряженных переговоров
(а заодно познакомился с Тамарой Миклашевской). За это время он не раз обращался к английскому правительству с призывом признать Советскую Россию де-юре и созвать международную конференцию для урегулирования ее отношений с другими странами.
Заключение торгового соглашения с Англией, как и рассчитывал Красин, подало пример многим другим странам. Когда по пути из Москвы в Лондон в конце февраля 1921 года он остановился в Берлине и имел там ряд деловых встреч, у него сложилось впечатление, что «до завершения лондонских переговоров немцы, пожалуй, не пойдут ни на что определенное». Так оно и случилось: 6 мая между Советской Россией и Германией было подписано временное торговое соглашение. Оно во многом повторяло условия англо-советского соглашения, но имело одно важное преимущество: в отличие от Англии и других стран, где еще работали дипмиссии старой России, Германия признала полпредство РСФСР в Берлине единственным законным российским представительством. Это тоже было прецедентом, позволившим требовать от европейских стран того же, а заодно и передачи советским дипломатам посольских зданий и другой российской собственности за рубежом.
Год англо-советского соглашения оказался прорывным — к концу его Советская Россия уже имела торговые соглашения со Швецией, Англией, Норвегией, Германией, Австрией и Италией и торговые представительства в Турции, Персии и Китае. Это привело к значительному росту торговли: если в 1920 году советский импорт составлял 5223 тысячи пудов товаров (0,5 % от уровня 1913 года), а экспорт — 655 тысяч пудов, то в 1921-м эти цифры выросли соответственно до 55 304 и 12 976 тысяч пудов. Из ведущих капиталистических стран в стороне от торговли с Советской Россией оставались только Соединенные Штаты Америки и Франция, но и в отношениях с этими странами произошли подвижки. 23 марта Красин сообщил в Наркоминдел: «Меня посетил французский депутат Галтос, владелец французского телеграфного агентства, радио, участник других предприятий, приятель Бриана (тогдашний премьер-министр Аристид Бриан. — В. Э.). Разговор касался возобновления торговли. Французская торговля и промышленность переживают неслыханный кризис… Во Франции, по словам Галтоса… начинает складываться убеждение о возможности дел с Советской Россией. Мое подробное осведомление о концессиях на нефтерайон также очень заинтересовало. Как будто французский лед начинает поддаваться. На будущей неделе продолжение разговоров». Впрочем, продолжения тогда не последовало, как и визита Красина в США, который он планировал весь 1921 год и идею которого решительно отвергло американское правительство.