Красин действительно пытался в то время поладить с ГПУ, которое то и дело арестовывало его сотрудников, собирая компромат на него самого. В начале 1925 года в Лондон прибыла партийная комиссия для обследования деятельности «Аркоса», которая доложила в Москву о множестве нарушений. Под ударом оказался поставленный Красиным председатель правления этой организации А. Квятковский, которого в июне отозвали в Москву и там отправили за решетку. В 1927 году на закрытом процессе он был приговорен в 10 годам заключения, после чего бесследно исчез. Именно после этого из «Аркоса» и других торговых организаций за рубежом потянулся ручеек невозвращенцев. Впрочем, были они и до этого — например, в 1924 уехал в Америку пасынок Красина Владимир Кудрявский, которого отчим тоже пристроил на работу в «Аркос». В мемуарах он пишет, что сообщил о своем решении Красину, жившему тогда в Париже, и тот сказал, что не осуждает его. Но сам он был связан с советской властью слишком тесно, чтобы воплотить намерения уехать за границу, которые высказывал еще несколько лет назад. И дело было не в материальных благах и не в статусе — он, конечно, ценил это, но всегда ставил дело, которое делал, гораздо выше. К тому же он, как ни банально это звучит, не мог представить, что будет доживать жизнь вдали от родины, припечатанный для всех ее граждан клеймом невозвращенца — почти что предателя.
Значение Красина в советской «пирамиде власти» неуклонно убывало. В октябре 1925 года его без всякого предупреждения решили перевести на должность полпреда обратно в Лондоне, заменив Раковским, который давно добивался этого. В письме жене 23 октября Красин комментировал это так: «По правде сказать, я почти никак (даже и про себя, не говоря уже внешне) не реагировал на эту перемену. С одной стороны, несколько жаль Фр[анцию] из-за климата, главным образом, и из-за здоровья маманички, а с другой — мне так опротивели французы и так бесплодно и глупо было это годичное сиденье в Париже, что я, по правде сказать, не без удовольствия распрощаюсь со всеми этими господами]. Конечно, и в Лондоне не на розах придется возлежать, но как будто там все же больше похоже на дело. А и еще общее, я все более теряю вкус к дипломатической работе, и она меня влечет к себе все меньше и меньше».
Ледокол «Святогор»
Когда Раковский в конце октября приехал принимать дела, Красин, не дождавшись его, уехал в Москву, готовясь оттуда отправиться в Великобританию. Но до этого ему пришлось заниматься другим важным делом: слиянием НКВТ и Наркомата внутренней торговли. Долгое время выступая против этого, теперь он смирился с неизбежным, хотя, по словам жены, не хотел работать в новом наркомате и заниматься громадным, малознакомым ему внутренним российским рынком. Тем не менее он говорил, что «уйти и умыть руки означает смириться с возможным разрушением монополии внешней торговли», и поэтому принял предложенную ему должность заместителя главы нового наркомата А. Д. Цюрупы.
Новый наркомат был создан 18 ноября 1925 года, еще более усугубив процветавшую в двух прежних бюрократию и плохую управляемость. Только в красинском НКВТ работали 25 тысяч человек, а в одном берлинском торгпредстве насчитывалось более 800 сотрудников. Несмотря на улучшение жизни в СССР, каждый чиновник хотел устроиться на теплое место за рубежом, а при удаче перетаскивал за собой друзей и родственников. Красин, как мы знаем, тоже был небезгрешен в этом отношении и искренне переживал, когда очередной его протеже проваливал работу или оказывался под судом. Справедливости ради надо сказать, что он, замечая «проколы» в деятельности своих сотрудников, старался как можно оперативнее избавиться от них, переведя на другую работу. Но сил и времени что-то замечать у него становилось все меньше.