Глава 2. Его университеты
Когда семнадцатилетний Леонид Красин прибыл в столицу Российской империи, он даже не думал об участии в революционном движении, мечтая о научном или техническом поприще. Позже он вспоминал: «В сущности говоря, все мы из средней школы вышли политически совершенно нейтральными юношами, с устремлением больше в сторону химии, технологии и других прикладных наук». Примером для него был земляк Дмитрий Менделеев, который в это время деятельно участвовал в создании первого в Сибири Томского университета (откройся он годом раньше, Красин вполне мог бы поступить туда). Экономика России в те годы бурно развивалась, ей требовались технические кадры, и спрос на выпускников Технологического института был очень высок. К концу 1880-х годов он стал вторым по величине институтом империи, уступая только Рижскому политехническому. В годы реформ его возглавлял видный ученый-механик И. А. Вышнеградский, ставший позже министром финансов, а в 1879 году его сменил химик Н. П. Ильин — возможно, это было для Красина дополнительным аргументом для поступления именно на химический факультет.
Поначалу в институте ему не очень понравилось: «С сожалением вспоминал о более просторных, светлых и богаче оборудованных лабораториях захолустного сибирского городка, по сравнению с большими, запущенными и неприветливыми конюшнями-лабораториями тогдашнего Технологического института, с формалистами-лаборантами и никогда не имевшими свободного времени для беседы со студентами профессорами». Привыкнув к сибирской открытости, он не принимал питерской холодности, официальности отношений, дистанции между преподавателями и студентами. Но довольно скоро оценил преимущества учебы у лучших научно-технических специалистов и вообще жизни в столице, где к его услугам были не только библиотеки и музеи, но и всевозможные развлечения.
На последние ему, впрочем, приходилось смотреть со стороны из-за постоянных проблем с деньгами. Герман, поступивший в тот же институт годом позже, вспоминал: «С деньгами приходилось быть очень начеку, так как никаких прямых доходов не было, стипендии же получались в зависимости от успехов и от обстоятельств, а последние <…> были подчас чрезвычайно осложненными. Старики наши, — впрочем, тогда еще молодые, — жили в Иркутске с тремя малыми детьми, сами сильно нуждались и, несмотря на убедительные наши просьбы о нас не беспокоиться, изредка все-таки присылали нам небольшие суммы. Сами мы были крепкими ребятами, умели держать себя в руках и умели использовать свою рабочую силу, добывая себе разного рода работу, благодаря чему в общем более или менее удовлетворительно „держались на поверхности земли“, лишь изредка впадая в состояние более острой нужды».
Братья по-прежнему регулярно писали родным, сообщая им последние новости: «Гера получил урок 18 р. в месяц — пальто ему сошьем». Где-то удавалось заработать пять рублей, где-то семь, и так всё время — уже на четвертом курсе Леонид признавался: «Ищу чертежную работу, пока есть еще свободное время». При этом они успевали читать книги, посещать спектакли и художественные выставки, а потом важным тоном просвещали родных — например, о том, кто такие передвижники, и о том, что они, оказывается, уже не задают тон, а появились какие-то модернисты. В далеком Иркутске об этом ничего не слыхали.
Студентам-провинциалам часто оказывали помощь их земляки, объединенные в землячества или «товарищества взаимопомощи». Сибиряки не были исключением, но их в то время в Технологическом было еще немного: Герман пишет, что его брат поступил в институт с «вторым эшелоном» тюменцев. На первом году обучения Леонид общался в основном с ними (это были 5–6 человек), а с одним из земляков — кто это был, осталось неизвестным — вместе снимал квартиру на Забалканском (ныне Московском) проспекте недалеко от института; после приезда Германа братья поселились вместе. Они часто бывали у кузена Карпова, общаясь с его гостями — молодыми разночинцами. Еще чаще навещали товарищей из землячества, вместе готовились к занятиям, читали учебники и прочую литературу, которую, как и продукты, обычно покупали в складчину. Среди книг попадались и нелегальные, которые тогда широко распространялись по столице и другим крупным городам. Но в те первые годы братья, как и другие сибиряки, еще чуждались политики, отдавая все силы учебе.