Комиссия по организации похорон Красина (еще одна утвердившаяся советская традиция) во главе с его старым другом Авелем Енукидзе собралась в Кремле 26 ноября. Поскольку доставка тела в Москву была делом сложным и долгим, Красина решили кремировать, а прах захоронить в Кремлевской стене рядом с Мавзолеем Ленина, который в свое время предложил возвести именно он. Урна с прахом должна была прибыть 1 декабря скорым поездом из Берлина, и комиссия тщательно расписала ритуал ее встречи: «По прибытии поезда урна с прахом тов. Красина устанавливается на катафалке, и к ней выставляются почетные гражданские и военные караулы, которые следуют до места погребения. По прибытии похоронной процессии на Красную площадь урна с прахом тов. Л. Б. Красина вместе с катафалком устанавливается против трибуны Мавзолея тов. Ленина. После речей под артиллерийский салют будет произведено погребение урны с прахом т. Красина».
А в лондонской миссии утром 25 ноября началось торжественное прощание с полпредом. Майский вспоминает: «Хоронили мы Красина по-советски. Это были первые похороны подобного рода в Англии. В главном зале полпредства стоял гроб. Кругом венки, цветы, много цветов. На строгом черном костюме полпреда ярко выделялась снежно-белая борода (он сильно поседел за время болезни). Печать какого-то особого благородства лежала на похудевшем лице. Сотрудники полпредства, члены советской колонии в Лондоне несли почетный караул у гроба. Приходили и англичане, чтобы принять участие в карауле. Многим из них понравилась эта непривычная церемония большевиков».
Прощание длилось два дня, а утром 27-го тело погрузили на катафалк и повезли в крематорий Голдерс-Грин. Его провожала процессия численностью 2–3 тысячи человек — в ней шли советские дипломаты, лидеры лейбористской партии и тред-юнионов, многие участники прогремевшей весной всеобщей забастовки. В траурном зале крематория состоялась гражданская панихида, на которой выступили представители советской колонии и английского рабочего движения. На гроб возложили множество венков, в том числе от профсоюза шахтеров, с изображением скрещенной кирки и лопаты; его лидер Кук в своей речи говорил о примере, который русский большевизм подает трудящимся всего мира.
Полпредство оплатило ускоренную процедуру кремации, и уже вечером урну с прахом Красина доставили в порт, а 28-го она была в Берлине. Там снова был траурный митинг с толпами коммунистов и красными флагами, потом урну отвезли в советское полпредство, а вечером 29-го отправили на поезде в Москву. На пограничной станции Негорелое ее встретили представители Наркоминдела — старые знакомые покойного, дипломаты Борис Стомоняков и Яков Ганецкий. Тем же вечером в Большом театре состоялось траурное заседание, которое открыл красинский друг и секретарь ЦИК Енукидзе. Его сменил на трибуне председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков, сказавший: «Тов. Красин представлял собой совершенно исключительную индивидуальность. Многогранность его личности сказывается хотя бы в том, что наряду с работой организатора боевых отрядов партии, организатора нелегальных типографий, он в то же время был и крупнейшим инженером, в европейском смысле этого слова. Как электротехник, тов. Красин был авторитетом не только для нас, но и далеко за пределами нашего государства. Он представлял собой человека такого масштаба, который поднимал тяжесть любой работы, возложенной на его плечи».
За этими в общем-то справедливыми словами последовало явное мифотворчество, характерное для советского культа героев-революционеров: «Тов. Красин, сидя в тюрьме, успел за короткое время перевести на русский язык крупнейший труд немецкого ученого Курц Бернеса и немедленно по выходе из тюрьмы опубликовать его. <…> За несколько недель до смерти, когда подавляющее большинство врачей считало его болезнь совершенно неизлечимой, он все же неуклонно изучал новые вопросы техники в надежде на возможность продуктивной работы».
Первого декабря в 13.00 на Белорусский вокзал прибыл траурный поезд, который встречали представители правительства во главе с Енукидзе и Литвиновым. Вместе с приехавшими они, сменяя друг друга, понесли урну с прахом к Красной площади, где ее водрузили на катафалк перед Мавзолеем. Вся площадь была заполнена людьми, которых отделяли от места похорон шеренги красноармейцев. Снова состоялся митинг, где выступили «всесоюзный староста» Калинин и представитель Коминтерна болгарин Васил Коларов; на трибуне вместе с ними стояли Рыков, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян. Многие обратили внимание, что там не было ни Сталина, ни Каменева с Зиновьевым. Под гром салюта и звуки «Интернационала» урна была вложена в подготовленную заранее нишу в Кремлевской стене и заложена плитой черного мрамора с надписью «Леонид Борисович Красин».