Выбрать главу

Вчера я написал официальное заявление председателю комиссии Григорию Омельченко об обстоятельствах, известных мне по „кассетному скандалу“ и отправил факсом.

У меня был один разговор с Мельниченко. Мельниченко меня прямо спросил, не считаю ли я его предателем. Я почти дословно говорю - я вспоминаю этот разговор - я ему говорю: Николай, то, что ты записывал президента, это с одной стороны достаточно аморально - тебя поставили охранять человека, а ты его записывал. И поэтому ты пока еще нигде явно не озвучил, почему ты это делаешь - то есть, какой умысел у тебя был записывать президента. Он мне сказал, что… Да, и еще я ему сказал, ты знаешь, Николай, я, конечно, - я тоже служил в спецслужбах достаточно длительное время - я никогда не поверю, что ты сделал это один, потому что несколько лет записывать президента в его кабинете, а там записи велись несколько лет, то это достаточно сложно, я не верю, что ты это делал один. Он мне рассказал, что, значит, как бы… за этим стоял Марчук, председатель КГБ Украины. Он начал писать за два года до того, как с Морозом… Вот два года до этого они начали записывать. Записывали около двух лет. И он сказал, если даже логически посмотреть - покушение на Гонгадзе организовывали значительно позже. Понимаете? Здесь это очень важный момент, что покушение на Гонгадзе было организовано значительно позже, а записывать начали намного раньше. Поэтому это не связано с делом Гонгадзе. И он мне сказал, что, значит, все это дело организовал Марчук, бывший председатель КГБ Украины, который в то время занимал должность председателя СНБО.

Записывал не один Мельниченко, их было несколько человек в группе. Несколько. Он говорил, что у него еще проблемы - те товарищи некоторые, которые со мной записывали, еще остаются в Украине и кого-то там якобы нашли, начали за ним следить, и он сбежал в Западную Европу тоже и спрятался. У меня, кстати, записана его фамилия, этого офицера. Он сказал, что когда они все это записывали, то, значит, Марчук обещал санкцию суда на запись, на прослушивание. Когда начали получать информацию, что готовится убийство Гонгазде, я так понял, что если будет убийство, то будет санкция суда, что будут данные, что президент готовил убийство, и это все с санкции суда, то есть легализовать путем того, что они не просто так сделали (запись. - ИУ.) незаконно, а с санкции суда. Он обещал сделать санкцию задним числом. Я так понял. Если бы санкции не было, а потом она появилась, либо он им сказал, что санкция есть и показал бы ее, но раз он ее не показывал и говорит, вы записывайте, а потом если будет преступление, то будет санкция суда. Потом, когда все записали и убили Гонгадзе, санкцию суда он им не дал. Получается, что, то ли он их обманул - он их подставил, я бы сказал. Потом стал вопрос, что надо эти записи сделать достоянием гласности. Этот вопрос поставил Марчук. И уже потом его (Мельниченко. - ИУ.) вывели на Мороза. И он оказался за границей. И ему помогли перебраться сначала в Чехию, а из Чехии переправили в Америку.

– А Мельниченко больше не упоминал никаких должностных лиц, которым было бы известно, что записи делаются, уровня Марчука?

– Нет, он сказал Марчук. Только Марчук. Он назвал только одного человека - Марчука. Что все это организовал только Марчук. Я так понимаю, что Мельниченко сам бы с семьей не смог перебраться в Чехию. Ему помогли. Я просто знаю, что такое уехать за границу офицеру спецслужбы со своей семьей, убежать. Это достаточно сложно. Мне помогал Березовский убежать. Кто-то помог Мельниченко.

Я так понял, что запись велась не на какие-то диктофоны под диваном, а это была аппаратура какая-то специальная, которая им была дана по службе, а потом уже записи переносились на диктофон. Я так понял, что это не диктофон был. Я говорю, слушай мол, Николай, ты че - диктофон под диван - режимное помещение. Я знаю, что у нас в таких помещениях ставят глушилки даже, диктофон не писал, были такие помещения. Но все такие кабинеты оборудованы специальной техникой записывающей, у директора ФСБ, президента кабинет. Вот, насколько мне известно, как мне рассказывали, многие кабинеты президентов стран пишутся все время, все разговоры, как бы документируются. Я думаю, у вас было то же самое. Он мне сказал, что это была специальная аппаратура, а потом уже с нее списывали. В заявлении на имя Омельченко я написал, что готов дать показания в любых органах Украины, и следователь меня может допросить и ставку организовать.