Выбрать главу

Если журналистикой, прячась за псевдонимами, он ещё мог заниматься, то агитаторская работа, видимо, казалась Леонову совсем поперечной.

Первый месяц своей жизни в Москве он работает помощником у приютившего его Васильева. Благо, у Леонида с юности любая работа в руках ладилась — вот и слесарному мастерству он обучился скоро, хотя ранее никакого понятия о нём не имел.

Жил прямо в мастерской. В гости к нему заезжал Зуев — тот самый, из Архангельска, что сидел на «острове смерти» в Мудьюге и устроил Леонида в архангельское отделение РОСТА. Теперь Зуева перевели в «Правду». Он вспоминал потом, как они в мастерской жарили с Леоновым икру из воблы на листе железа — тем и были сыты.

Под матрацем у Леонова лежали, по выражению Зуева, «заветные тетради»: «…сидя на кровати, приспособив на коленях лист фанеры, он писал свои рассказы».

Однажды Леонова едва не замели как «дезертира труда»: пришли в мастерскую посреди ночи, всех подняли, потребовали документы, обязали явиться утром для дачи показаний. Он принёс на биржу свои ещё архангельские документы, залив давно просроченную дату выдачи чернилами. Подделку не распознали, а вот на отсутствие работы стали сетовать. Тут Леонов и устроил показательную истерику: «Я на фронте газету делал в одиночку! Тогда я нужен был! А сейчас меня в дезертиры решили записать? Да? Может, лучше помочь красноармейцу Леонову?»

Шум возымел последствия: от «дезертира» отстали, оставили его лудить самовары.

Тут наконец-то подвернулась и постоянная работа. Леонов случайно встретил Николая Юрцева, который одно время был совладельцем типографии отца в Архангельске. Юрцев предложил Леонову, пожаловавшемуся на безработную жизнь свою, место в одной газете.

Незадолго до приезда Леонова в столицу, 9 мая 1921 года в Московском военном округе вышел приказ о выпуске массового красноармейского издания, вещающего на 16 центральных губерний РСФСР.

Туда и попал Леонов. Он и ещё двое журналистов составили первую редакцию газеты. Как видно, у молодого красноармейца были все возможности для того, чтобы сделать самую замечательную журналистскую карьеру в Советской России.

Главным редактором газеты, получившей оригинальное название «Красный воин», стал Сергей Лопашов, сын московского ресторанщика, коммунист, театровед и журналист — в общем, личность самая разносторонняя.

Поначалу в газете не было ни пайка, ни денежного содержания, хотя всё это предполагалось. Начали работать за так.

Распорядок дня у Леонова был, мягко говоря, напряжённый: с девяти утра до пяти вечера в редакции, с пяти до одиннадцати вечера — в слесарной мастерской, а потом до четырёх утра рассказы писал на фанерке.

Зарплату и паёк начали выдавать только к началу сентября, и то через раз, но есть твёрдое ощущение, что в то лето Леонов был по-настоящему счастлив: он уже почти нашёл свою интонацию, свой голос, свою тропку. Большая литература была уже рядом — вот-вот и начнётся. Сдувал чуб с глаз — у него тогда буйные волосы цвели — и выводил в полутьме своим, как Горький потом говорил, микробьим почерком волшебные словеса.

А в восемь утра опять на работу.

Две маленькие комнатки редакции располагались на первом этаже углового двухэтажного дома по Хрущёвскому переулку, 14/1, возле Дома учёных. В соседней комнате находилась, между прочим, редакция газеты «Печать революции», где в числе иных трудился Дмитрий Фурманов, тридцатилетний, красивый, уже приступивший к написанию повести «Красный десант».

Фурманов часто заходил к соседям покурить-поговорить, рассказал как-то между прочим о том, что собирается писать «военно-исторический очерк» про Чапаева.

С журналистской своей работой Леонов расправлялся весело. Те, кто Леонида знал в те дни, отмечали, что улыбка не сходила с лица его и вообще он имел привычку во всём всегда находить «смешинку».

Леонов конечно же под дурашливым видом своим скрывал очень многое; это была удобная маска — компанейство и веселье; даже сохранившаяся манера подписывать статьи то псевдонимом Лаптев, а то и просто Лапоть, тоже о многом говорит.

Лучше всего, по сложившейся уже традиции, журналист Лаптев писал сатирические вещи, в них по-прежнему приметно некоторое злорадство.

В среде красноармейцев, впрочем, имя Лаптева приобрело известность: рассказывают случаи, когда Леонова пропускали, скажем, во всевозможные государственные учреждения, едва он называл свой псевдоним. Он сам описал подобный казус в своей заметке «Мимоходом»: пришёл Леонов на одну партийную конференцию, часовой его остановил: «— Мандат есть? — Мандата нет, а вот удостоверение от редакции есть. Лаптев я… Вот на — читай! — Ну, ежели Лаптев — проходи…»