Человек, что предстал перед нами,
Осознал обстановку и замер:
«Во попал так попал, ну и ну!»
Мы сочли его психом вначале,
А когда присмотрелись, узнали,
Словно сбросили с глаз пелену.
Нет, не простой какой-то оборванец
Без спросу к нам проник в глубокий тыл,
А он тот самый вражеский посланец –
Парламентёр, который с нами пил!
«Ты здесь чего?» А он: «Звездец котёнку!
Ну, то есть, всё, пришёл мой чёрный час!
Найдите мне, прошу вас, работёнку,
Уж больно, братцы, весело у вас!
Он, как гармошку, лоб высокий морщит –
Ну, чистый Ленин! — в кепке, в бороде:
«Я провалился как переговорщик
Мои друзья найдут меня везде!
Там нету ни понятий, ни законов,
А лишь одна безумная брехня!
Боюсь, что сорок девять миллионов
Они теперь повесят на меня!
Я пригожусь! Друзья, не выгоняйте!
Я шустрый, я вам пользу принесу!
Иначе я погибну, так и знайте,
Меня зверьё сожрёт в глухом лесу!»
Зубило и Кувалда встрепенулись:
Ну что его — высаживать теперь?
Сплошная глушь вокруг, и нету улиц,
Его и впрямь завалит дикий зверь!
Он жизнью измордован и искромсан,
Он от дружков своих ушёл в побег.
Пусть едет с нами. После разберёмся.
Парламентёр — он тоже человек!»
«Да хрен с тобою, пей, вина в избытке, –
Сказал ему Заманский Леонид, –
А уж какой подвижный ты и прыткий,
Работа это быстро прояснит.
Ты можешь постучать в любые двери,
В Москве тебе открыты все пути,
Но только знай: Москва слезам не верит,
Пахать придётся сутками, учти».
-36-
Да, команда у нас непростая.
Мы в дороге числом прирастаем.
Так, глядишь, к нам приедут в Москву
Прокурор и начальник таможни,
Да и заживо гнить сколько можно?
Если что, я их сам позову.
Катька тостами Лёньку терзает:
«Нас подъём, новый взлёт ожидает,
И ни пуха нам всем ни пера!
А что про́дали им свой актив мы,
Всё равно это всё позитивно,
Даже хочется крикнуть: «Ура!»
Самый главный герой, как никто, ты –
Так как денег нам дал заработать,
Эх, не зря мы ложились костьми!»
Только гость наш за банкою пива
Усмехался печально и криво:
«Ты ещё их со счёта сними!»
Это после пойдут навороты.
А пока по итогам работы
Очень даже неплохо оно –
То, что мы по деньгам ожидаем
И примерно уже представляем,
Где нам их промотать суждено.
Ну, вот уже подходит понемногу
К финальной точке наш обратный путь,
И я хочу эпиграф к эпилогу
В блокноте напоследок черкануть.
«Блажен идущий в бой!» — такой эпиграф.
Конечно же, он Лёньке посвящён,
Как, впрочем, весь роман. Все эти игры
С металлом и огнём придумал он.
Да, в нашей жизни раньше не бывало,
Чтоб столько сразу всякого огня
Пылало в ней, и столько же металла
В ней громыхало. Даже у меня.
Однажды я от страха чуть не помер,
Сражённый гулом, грохотом, огнём –
На службе, на Плесецком космодроме
Увидев пуск. Но здесь я не о нём –
Я о друзьях, о Лёньке, о работе,
О нашей жизни речь свою веду,
О сумасшедшем том круговороте,
Когда завод был в силе, на ходу.
Мы сделали, выходит, что хотели.
Пусть этот год — всего лишь краткий миг,
Но Лёнька наш своей заветной цели
Хотя и ненадолго, но достиг.
А что за цель такая? Да всего-то –
Чтоб у людей наладилось житьё,
И чтоб у них всегда была работа,
И деньги чтоб платили за неё.
Чтоб наконец-то с нового абзаца
Моё повествование пошло,
И чтобы негодяев и мерзавцев
В нём было минимальное число.
Я ж, как-никак, историк, летописец.
У Лёньки цель — чтоб принцип был забыт:
«Нам хорошо, а вы хоть утопитесь!»,
И чтоб любой подлец и паразит –
Из тех, что за копейку продавались,
Не смыслящие в жизни ничего,
С нормальными людьми чередовались
Ну пусть хотя бы через одного,
И чтобы дом культуры был открытый,
На это денег можно дать всегда,
И чтоб майор, зашитый ли, расшитый,
Не пропадал с дружками без следа
На всяческих сомнительных охотах,
Хоть и важны дружки его для нас.
Но нам-то надо, чтобы он работал,
А не палил по зайцам с пьяных глаз.