От золоченых дверей гостиницы, тревожно дуя в свисток, к нему тут же подбежал человек, одетый в темно-серый фрак и высокий цилиндр.
– Убирайся отсюда! – закричал он. – Куда ты приперся на своей колымаге!
Ган скорчил такую гримасу, что краснолицый снова поднес свисток к губам.
– Я приехал забрать своего пассажира! – крикнул Ган.
Тот насмешливо фыркнул:
– Наши гости не ездят на таких штуках, как у тебя. А теперь проваливай! У меня нет времени играть в твои игры. И немедленно убери отсюда эту чертову развалюху!
– Без своего пассажира я не уеду, – упрямо заявил Ган. – Пойди лучше поищи его. Он американец, фамилия у него Файерфилд.
– Файерфилд, говоришь? – Он принялся свистеть в свисток и делал это до тех пор, пока торопливо, словно домашняя собачка, не примчался вспотевший мальчик-посыльный. – Пойди узнай, не ожидает ли мистер Файерфилд кого-нибудь. – Потом он повернулся к Гану и ткнул пальцем в его сторону. – Пять минут, и я вызываю полицию.
Но еще до истечения выделенного Гану времени из широких дверей гостиницы неспешно вышел мужчина в белом костюме, в белой шляпе, с аккуратно подстриженной седой бородой и взглянул на свои карманные часы. Под руку мужчину держала худощавая женщина, которая была выше его на целую голову. Человек со свистком поклонился этой паре и подался чуть вперед, чтобы выслушать, что скажет ему солидный постоялец, после чего с видом неприкрытого удивления указал в сторону Гана и снова бешено засвистел в свой свисток.
– Господи, опять он за свое, – недовольно проворчал Ган.
Остальные экипажи сдвинулись с места и выстроились буквой U в конце очереди.
Не успел Ган спуститься на землю, как чемоданы уже были погружены в его повозку. Высокая женщина была одета в шелковое синее платье с отделкой в более темных тонах такого же синего цвета. Она казалась чопорной, строгой и выглядела, вероятно, старше своего возраста. Ее рука в белой перчатке прижалась к губам – она даже не пыталась скрыть своего недовольства и, взглянув на мужа, отпустила его руку.
– Сейчас, сейчас, – сказал мистер Файерфилд, чтобы успокоить ее.
– Не нужно мне никаких «сейчас-сейчас»! Где твоя карета? – Не дожидаясь ответа, она похлопала по плечу человека со свистком. – Где его карета, я спрашиваю? Я думала, у руководства вашей гостиницы достаточно здравого смысла, чтобы не пускать к себе разных бродяг.
Тот инстинктивно потянулся к своему свистку, и она раздраженно шлепнула его по руке:
– Я хочу получить ответ, а не слушать дурацкий свист этой вашей игрушки!
– Элеонора, прошу тебя, – мягко сказал мистер Файерфилд, беря ее за руку. – Мы уже обсуждали это. Они никогда не предложат нормальной цены, если увидят, что я приехал в одном из этих экипажей. К тому же поездка будет недолгой. – Он вопросительно приподнял брови и обратился к Гану: – Так ведь, сэр?
Ган откашлялся:
– К вечеру будем на месте.
Мужчина благодарно подмигнул ему и обернулся к жене:
– Вот видишь, дорогая.
Губы ее скривились:
– Мне это не нравится. Мне это совершенно не нравится, Оуэн. – Она уставилась на Гана и с гримасой явной антипатии заговорила так, будто у него не было не одного уха, а обоих. – Ты даже не знаешь этого… этого человека. Он может обобрать тебя до нитки и бросить на обочине дороги. Что ты тогда станешь делать? Ради бога, Оуэн! У меня сейчас будет нервный припадок! – Ее американский акцент, грубый и жесткий, звучал отчетливо, как у мужчины.
– Я позвоню тебе с железнодорожной станции, хорошо?
Она вызывающе задрала подбородок.
– И носи там шляпу, ладно? Не хочу, чтобы меня видели с мужем, обгоревшим и красным как рак.
– Разумеется, дорогая.
Она притопнула ногой:
– Так ты позвонишь мне с железнодорожной станции?
– Да, дорогая.
– Четыре недели? И ни дня больше?
– Ни секундой больше.
Мистер Файерфилд вытянул шею и поцеловал жену в щеку:
– До свидания, дорогая.
Человек со свистком подал ему руку и помог подняться на козлы. Уголком рта мистер Файерфилд шепнул:
– Поезжайте.
Ган дернул поводья, и американец, шутливо охнув от неожиданного рывка, послал жене воздушный поцелуй:
– Я люблю тебя, дорогая! Буду звонить с каждой остановки.
Ган обернулся и успел заметить, как миссис Файерфилд поправила кружевной воротничок и опасливо оглядела улицу: не видел ли ее кто-нибудь рядом с этим старым рыдваном и кучером-калекой?
Ган, не обращая внимания на пассажира, гнал лошадей по удушливым улицам. По лбу его струился пот: мимо них сновали железные машины, изрыгающие дым, из-под колес шарахались люди и домашние животные… Он был словно в шорах и так сконцентрировался, что мог видеть только то, что находилось строго перед ним. Приближались городские окраины, дома редели, открывая больше просветов неба между зданиями, которые постепенно становились все ниже.