Националист Морис Баррес, автор изданного в 1888 году романа «Под взглядом варваров», затеял собственную кампанию под девизом «Долой иностранцев!». По закону от 18 августа означенные иностранцы должны были проходить процедуру регистрации в коммуне или округе, где они получили работу. Во Франции обострилась италофобия. В Эг-Морте предприятию «Южные солончаки» требовалось много рабочих рук для добычи и дробления соли. Владельцы нанимали поденщиков из Севенн и Виваре, а также «крестоносцев»,[123] приезжавших со своего полуострова с женами и детьми, готовых трудиться по шестнадцать часов в день и жить в отвратительных условиях. Конкуренция между местными и приезжими была лютая, французы и итальянцы прониклись взаимной ненавистью. Шестнадцатого августа 1893 года противостояние закончилось дракой, были ранены пятеро французов. На следующее утро, 17 августа, разыгралась драма: почти шесть сотен французов, вооруженных ружьями и дубинками, напали на итальянцев; среди последних семеро были убиты, около сорока тяжело ранены. Началась охота на иноземцев. Полиция привлекла к суду тридцать восемь французов, иммигранты тем временем поспешно паковали пожитки и с семьями бежали в Марсель. Парижские журналисты, примчавшиеся на место событий, были потрясены этим массовым исходом. Чрезвычайно бурно отреагировало и итальянское правительство.
Панамский процесс, разоблачивший финансовые махинации и скомпрометировавший многих парламентариев, подавление беспорядков в Латинском квартале, закрытие Дома профсоюзов — все это стало причиной нарастания недовольства в среде электората, которое вылилось в подъем социалистических настроений. Почти пять десятков депутатов (гедисты, бланкисты, посибилисты,[124] независимые народные избранники), победившие на выборах под социалистическими лозунгами, обращались к народным массам, придавая их чаяниям конкретную политическую форму.
В сентябре начали забастовку шахтеры Нора и Па-де-Кале. Общий заработок, потерянный ими, составил пять миллионов франков; компании понесли убытки в полтора миллиона.
За семь месяцев до этого разразился Панамский скандал. Восьмого марта виновники разорения восьмидесяти семи тысяч вкладчиков предстали перед судом присяжных департамента Сена. Месье Фердинана де Лессепса и его компаньонов обвинили в подкупе депутатов и сенаторов, которые проголосовали за закон, дозволивший Всеобщей компании Панамского канала выпуск облигаций. Многие мелкие вкладчики, обанкротившиеся после приостановления работ и выплат, покончили с собой. Месье Шарль Байо, бывший министр общественного труда, единственный из обвиняемых был признан виновным в лихоимстве и приговорен к пяти годам лишения свободы за коррупцию. Замешанный в этом скандале Жорж Клемансо, «вождь, сплотивший республиканцев», ушел с политической сцены и довольствовался написанием ежедневных передовиц в «Жюстис». Что до героя Суэца, 88-летнего Фердинана де Лессепса, он схлопотал штраф в размере триста тысяч франков и те же пять лет тюрьмы, но кассационный суд отменил приговор, сославшись на право давности. Предприниматель Гюстав Эйфель также получил снисхождение. Панамский скандал таким образом не повлек за собой юридических санкций, несколько незначительных обвинений разбились о процессуальные препоны, на судебных заседаниях затравили пару козлов отпущения, тем и ограничились.
Во Франции, как известно, все заканчивается песней. В Париже был построен концертный зал для исполнителей из кафешантанов — 12 марта «Олимпия» распахнула двери перед благодарной публикой на бульваре Капуцинок.
Насладившись шлягерами, праздные дамы и господа теперь могли после концерта отужинать в двух шагах, на улице Руаяль, у «Максима» — в шикарном ресторане, открытом 7 апреля месье Корнюше. Как отметил Леон Доде в «Подлинном Париже», «великим открытием Корнюше стала эта английская „’s“ при имени, написанном на английский же манер: „Maxim’s“. Назови он свою забегаловку „Maxime“, успех был бы вдвое меньше».
В ноябре в столице вспыхнула эпидемия оспы, парижан и парижанок призвали пройти вакцинацию. Было модно превращать эту процедуру в небольшое торжество, этакий «дженнеровский[125] файф-о-клок» — друзья-приятели назначали встречу в определенный день, в определенный час, во двор городского дома приводили корову, шутники собирались вокруг нее, каждый закатывал рукав, и врач по очереди вкалывал им вакцину, как животным на ферме.
123
Так называли итальянцев, чья религиозность казалась французам фанатичной и странной. —
125