Припекало. Фредерик снял пиджак. Выхватывая взглядом лица и фигуры, залитые ярким утренним светом, он не мог отделаться от ощущения, что они столь же причудливы и нелепы, как образы ускользающего сна. Впрочем, когда спишь, самые бессвязные видения кажутся совершенно естественными.
Перекинув пиджак через плечо, он спустился на внешнее кольцо Бульваров. Город привычно настраивал утренний оркестр: копыта першеронов, впряженных в мусоровозки, тяжело бухали по мостовой, громыхали телеги, дребезжали тачки, перекрывая грубые голоса бродячих торговцев. Баба в отрепьях и засаленном колпаке выползла из нагромождения листов жести, видимо служивших ей жильем, и опорожнила в канаву ночной горшок. Крышка горшка звякнула, эхом раскатился хриплый крик петуха.
— Эй, добрый господин, кинь медяк, мимо не проходи. Мне б штаны купить, чтобы зад прикрыть, а то, вишь ли, средства повышли. Год работаю рук не покладая, а все одно недоедаю.
Фредерик Даглан протянул монету даровитому босяку с красным носом пропойцы, перепрыгнул пару неприятного вида луж застоявшейся черной воды и направился к заставе Клиньянкур. По грязным улочкам ветер гонял пыль. Фредерика внезапно охватила смутная тревога. Что он будет делать, когда найдет того свидетеля?..
Над стойкой красовалась надпись:
Фредерик Даглан прочитал ее с порога заведения «У Кики» на пересечении улиц Фобур-Сент-Антуан и Шеврель. Тротуар у входа заполонили столики, окруженные живой изгородью из бересклетов, внутреннее помещение включало два зала — малый отделен от большого застекленной перегородкой. В центре большого зала водружена печка, в глубине — стойка. В трудовые будни, по вечерам, «У Кики» отбоя не было от посетителей, большой зал заполоняли окрестные лавочники, занимали столики, банкетки, стулья и ревниво пасли свободные места для своих запаздывающих компаньонов. Случайным посетителям отводился малый зал. В кафе приходили выпить рюмочку полиньяка, выкурить сигару, сыграть партию в триктрак или в домино. Завсегдатаи спешили сюда день изо дня, как чиновники на службу в министерство, и жизнь в заведении шла по неписаным, но строгим правилам: левая половина большого зала принадлежит игрокам, правая — тем, кто расположен побеседовать за чашечкой кофе или почитать газету. Банкеточники никогда не занимают стулья, приверженцы стульев не претендуют на чужие банкетки. Это очень облегчало работу половым, успевшим изучить пристрастия большинства клиентов, а клиенты свои пристрастия не меняли.
Хозяйка, внушительных пропорций блондинка лет тридцати пяти в пышном шиньоне с челкой, вязала, восседая за прилавком. В этот час в кафе было пусто, только в углу за столиком примостился молодой солдатик и, высунув язык от усердия, кропал письмо.
— Вы хозяюшка будете?
Белокурая кариатида оторвалась от рукоделия, молча окинула Фредерика Даглана взглядом с головы до ног, нашла, что он хорош собой, и, улыбнувшись, тряхнула челкой:
— Она самая. Мадам Матиас. Чего изволите?
Фредерик заулыбался в ответ. Мадам Матиас показалась ему приветливой и добродушной, а это был хороший знак. По крайней мере, Фредерик представлял, как действовать дальше. Он умел менять повадку в общении с людьми — демонстрировал рафинированные манеры, если того ждал собеседник, давал этакого аристократа или держался попросту, пуская в ход свое обаяние.
— Остроумный у вас девиз, — указал он на плакат над стойкой.
— О, его еще мой дед повесил. Он воевал в Крыму и привез оттуда эту русскую поговорку.
— А в моих краях говорят: «Алкоголь медленно убивает? Вот и славно, мы ж никуда не торопимся!»
— Как-как? — засмеялась мадам Матиас. — «Мы ж никуда не торопимся?» Вот умора, никогда не слыхала! Вы, наверное, не местный?
— Да, хожу-брожу по свету, предлагаю образцы… спиртных напитков наивысшего качества по самым низким ценам!
— А у меня уже есть все что нужно.
— Жалость какая! Должно быть, я под несчастливой звездой родился. Куда ни приду — у всех всё есть, и приходится убираться восвояси несолоно хлебавши.
— Ну, может быть, вам все-таки повезет. Покажите-ка, что там у вас.