А «жалкая инженю» не замедлила «пойти на всё»: известила Джину Херсон, что вынуждена отменить уроки акварели, и упросила никому об этом не говорить. Она, дескать, готовит сюрприз жениху. Джина поверила. Да и убедить саму себя в чистоте собственных намерений Айрис ничего не стоило: конечно же она выкупит портрет, который напишет Морис Ломье, и вместе с портретом работы Таша подарит жениху в знак вечной любви!
Жозеф не желал знать, что происходило в мастерской проклятого бабника, но Айрис продолжила рассказ. Выяснилось, что на четвертом или пятом сеансе позирования ее насильно поцеловали. Что еще через две или три недели художник позволил себе вольность, за которую получил пощечину. Что, наконец, в середине мая, когда обстоятельства помешали Айрис явиться в назначенный день и она пришла к Ломье без упреждения на следующее утро, негодяй встретил ее без штанов и набросился с пылкими признаниями в любви. В этот миг дверь, отделявшая мастерскую от жилых помещений, открылась и на пороге возникла обнаженная нимфа, каковая тотчас обернулась разъяренной гарпией и начала осыпать Айрис оскорблениями. Что именно тогда услышала о себе Айрис, ей не позволяют сказать правила приличия, нет-нет, ни за что, иначе потом рот придется мыть с мылом.
Закончив исповедь, девушка принялась умолять Жозефа о прощении. Ее раскаяние было таким искренним, что даже Эфросинья Пиньо, возмущенная жестокосердием сына, встала на защиту бедняжки, категорично заявив: «Мужчины все как есть подлецы!»
Но Жозеф был неумолим. Он потребовал отложить на неопределенный срок свадьбу, назначенную на конец июля. И вот уже больше месяца Айрис не выходит из комнаты над лавкой «Эльзевир», месье Мори предельно холоден со своим управляющим, а Виктор Легри безуспешно пытается исполнять роль миротворца. Что до главного виновника драмы, то допрошенный Таша Морис Ломье ответил в свойственной ему игривой и циничной манере: «А чего ты хотела, моя ласточка? Малышка Айрис так хороша, что я охотно сошелся бы с ней поближе, да вот незадача — эта чаровница заявилась не вовремя и попала Мими под горячую руку!»
Бланш де Камбрези с козьей миной выложила Виктору деньги за роман Арсена Уссе, каковой она имела счастье откопать в книжных торосах, и удалилась. Удостоверившись, что дверь за ней захлопнулась, Жозеф покинул свое убежище в тот самый момент, когда по винтовой лестнице спустился Кэндзи Мори. Оба сделали вид, что не замечают друг друга.
— Я иду к доктору Рейно, — мрачно сообщил Кэндзи, по суеверной привычке украдкой прикоснувшись к бюстику Мольера на каминном колпаке. И ни с того ни с сего брякнул: — Виктор, только честно, вы не находите, что я стал ниже ростом?
— Ну, все мы подвержены силе земного тяготения… Вас что-то беспокоит?
— Спина.
Не обращая внимания на Жозефа, компаньоны обсудили свои проблемы со здоровьем, а затем состояние духа «бедняжки Айрис». «Только чаю с ватрушками не хватает!» — желчно прокомментировал про себя молодой человек.
— Вы на обед не останетесь? — спросил Виктор японца. — Эфросинья приготовила нам крокеты из сельдерея с репой.
— Нет уж, увольте, — отрезал Кэндзи. — До вечера, пожелайте мне удачи.
— Все беды от женщин, — проворчал Жозеф, проводив его взглядом. — Возьмите месье Мори — становится ниже ростом, сохнет и морит себя голодом оттого, что эта его танцовщица, Фифи Ба-Рен, бросила канкан и укатила в Санкт-Петербург с каким-то русским князьком.
— Ой ли, Жожо. Я подозреваю, что Кэндзи предпочел сочное жареное мясо овощной диете, навязанной всем нам моей сестрицей-вегетарианкой, и отправился в «Фуайо» полакомиться эскалопами по-милански или говяжьим филе под острым соусом. — Последние слова Виктор произнес таким скорбным тоном, что стало очевидно: он умирает от желания последовать за приемным отцом. На месте его удержал лишь страх навлечь на себя немилость мадам Пиньо.
Фредерик Даглан с ящиком для письменных принадлежностей, висевшим на ремне через плечо, засунув руки в карманы, шагал вдоль старой линии укреплений,[14] отрезавшей Париж от предместий. У подножия фортификаций, поросших чахлой травой, тянулось внешнее бульварное кольцо, облепленное крольчатниками и досчатыми бараками. Небо над предместьем Сент-Уан было замарано фабричным дымом; с черными клубами в одиночку бился ветер. Фредерик Даглан пересек городскую черту на заставе Клиньянкур — он всегда начинал обход рабочих мест с бистро Анкизе Джакометти, земляка, который протянул ему руку помощи в давние времена, когда он, Фредерик, вышел из поезда на Лионском вокзале без гроша за душой, без ремесла за плечами и без планов на будущее.
14
Линия укреплений, включающая крепостную стену с фортами, была возведена вокруг Парижа между 1841-м и 1845 гг. по плану Адольфа Тьера. —