Мадо Синг и крестьянин весьма решительно возражали против того, чтобы я делал засидку прямо на земле; но так как это был первый труп животного, убитого леопардом, который мне удалось найти со времени теперешнего прихода в Рудрапраяг, да еще в таком месте, где вполне резонно ожидать, что людоед должен появиться до захода солнца, я не принял их уговоров во внимание и отослал обоих обратно в деревню.
Моя засидка была сухая и удобная. Я сидел спиной к скале, скрыв ноги в небольших кустах, и был уверен, что леопард не увидит меня и у меня окажется возможность убить его раньше, чем он обнаружит мое присутствие. Я захватил с собой электрический карманный фонарь, нож и, держа на коленях мое доброе ружье, чувствовал, что в этом укромном уголке мои шансы убить леопарда больше, чем все те, которые я до сих пор имел.
Совершенно неподвижно, с глазами, устремленными на скалы передо мной, я сидел весь вечер. Каждая секунда приближала тот момент, когда леопард, не потревоженный и ничего не подозревающий, обязательно вернется к своей добыче.
Время, на которое я рассчитывал, наконец пришло… и прошло. Предметы, находившиеся от меня невдалеке, начинали расплываться, становились неясными. Леопард немного запаздывал, но это меня не беспокоило, так как я имел с собой электрический фонарь, а труп был всего в тридцати ярдах от меня; я знал, что надо быть уверенным в прицеле, чтобы не пришлось иметь дело с раненым животным.
В глубоком овраге царила полная тишина. Палящее солнце настолько иссушило опавшую листву на том месте, где я сидел, что она превратилась в труху. Это до некоторой степени успокаивало, так как стало темно, и если раньше я полагался на свои глаза, теперь я уже зависел от своего слуха, поэтому, держа большой палец на кнопке карманного фонаря, а указательный — на спуске ружья, я был готов стрелять в любую сторону, откуда только услышу малейший звук.
Леопард все еще не появлялся, и это начало пробуждать во мне неприятные ощущения — было как-то не по себе. Возможно, что с какого-нибудь потайного места среди скал он все время следил за мной, а сейчас облизывается в предвкушении того, как вонзит зубы в мое горло? Он уже долго был лишен человеческого мяса. Ничем другим не мог я объяснить длительное его отсутствие. Если на этот раз мои уши послужат мне так, как еще никогда до этого не служили, то тогда мне посчастливится покинуть это ущелье на собственных ногах.
В течение некоторого времени, казавшегося мне часами, я напрягал слух; становилось заметно темнее, чем должно было быть; я поднял голову и увидел, что тяжелая гряда туч заволакивала небо, туша одну за другой звезды. Вскоре начали падать тяжелые капли дождя, и там, где была абсолютная, совершенная тишина, все кругом пришло в движение и наполнилось звуками. Случай, которого леопард дожидался, пришел. Торопливо сняв с себя пиджак, я обернул его вокруг шеи, тщательно связав рукава. Теперь ружье было бесполезным, но могло помочь в случае нападения, поэтому я переложил его в левую руку, а правой крепко зажал нож, вытащенный из ножен. Этот нож называется у племени африди[31] «разящий кинжал», и я серьезно надеялся, что он послужит мне так же хорошо, как послужил его прежнему владельцу. Когда я покупал его в государственном складе в Хангу на северо-западной границе, административный глава уезда обратил мое внимание на бирку и три метки на ручке, означавшие, что этим ножом убито трое. Несомненно, отвратительная реликвия, но я был рад, что он у меня есть, и с силой сжимал его в руке, а дождь продолжал лить, не переставая ни на минуту.
Леопарды, те, что обычно водятся в лесах, не любят дождь и неизменно ищут укрытия. Но людоед не был обычным леопардом, поэтому трудно было угадать, что ему понравится или не понравится, что он сможет или не сможет или что захочет сделать.
Когда Мадо Синг уходил, он спросил, как долго я намереваюсь быть в засидке, и я ответил ему: «Пока не застрелю леопарда». Поэтому мне нечего было ждать от него помощи, а именно в ней я остро нуждался в то время. Следует ли мне двинуться в путь или оставаться на месте — эти вопросы я себе все время задавал, но и то, и другое казалось одинаково непривлекательным. Если леопард до сих пор не видел меня, было бы глупо выдать свое присутствие и, возможно, попасться прямо к нему в лапы, двигаясь по каменистому грунту, который придется преодолеть на пути к дороге паломников. С другой стороны, оставаться на месте еще шесть часов, ежесекундно ожидая, что придется защищать свою жизнь малознакомым оружием, создавало такое нервное напряжение, которое невозможно было дальше переносить. Поэтому, встав на ноги и повесив ружье на плечо, я вышел из засидки. Идти мне было недалеко, всего около пятисот ярдов, но половину пути по мокрой глине, а другую половину по скользким, гладким скалам, отшлифованным босыми ногами людей и копытами скота. Боясь зажечь электрический фонарь, чтобы не привлечь людоеда, в одной руке держа ружье, а в другой нож, мое тело входило в контакт с землей так же часто, как и ноги в обуви на резиновой подошве. Наконец я достиг дороги и как мог громче послал в темноту ночи свой «cooee!»; секундой позже я увидел высоко на горе, где находилась деревня, открывшуюся дверь и появившегося со своим спутником Мадо Синга, который нес фонарь.