— Костыль… я швырнул в него. Он упал там, за камнем.
За камнем, где пышно разрослись папоротники, похожие на мотки зеленых кружев. Он кивнул, понимая, как трудно мальчишке идти по мокрой, скользкой земле. Он пошел за костылем, и мамба, которая, свернувшись клубком, лежала в папоротниках, бросилась на него. Но напуганная змея бросилась на него слишком рано, и, хрипло выдохнув, Небу отбросил ее в сторону, прежде чем она снова свернулась в клубок, чтобы прыгнуть опять. И быстрым ударом панга он отсек ей голову.
Гладкая черная маска с драгоценными камешками невидящих глаз отлетела в сторону мальчишки и упала за его спиной. А Небу посмотрел вдаль на холмы, которые, казалось, были вырезаны в загустевшем тумане искусной рукой гравера. В его груди медленно шевелился вопрос.
— Возьми свой костыль, — сказал он. Он был тысячелетним стариком. — Возьми свой костыль, белый мальчик.
Лицо, обращенное к нему, было наглухо замкнуто. Странная гордость появилась в движениях мальчишки.
Глядя на него, нельзя было сказать, что он ковыляет или хромает. Он поднял костыль, который бросил в папоротники, увидев, что туда заползла мамба. Он стряхнул с костыля обезглавленную змею и вытер его о траву. Затем он взял костыль под мышку и повернулся лицом к кикуйю.
— Не было никакого леопарда, — сказал Небу. Он чувствовал себя одиноким, обессиленным, все покинули его дом.
Быстроногий атлет, убийца, сидевший в мальчишке, выпрыгнул из него и умчался на рог молодого месяца. Радостно улыбаясь, он болтал своими здоровыми ногами и слушал пронзительную музыку. Поверхность озера зарябилась от вернувшегося дождя, и Небу натянул на себя одеяло и приказал мальчишке идти.
Отдыхавший за милю с подветренной стороны леопард поднялся и вышел из каменистой расселины в хмурый дождливый день.
Небу сказал длинной мышце, которая пружинит, как лук, от коленной чашечки до бедра: «Сегодня нам предстоит идти по холмам».
Его голова была полна холмами, светло-зелеными холмами и темно-зелеными; холмами, где лютики на рассвете вспыхивают, как желтое пламя; холмами, похожими на протяжные крики, на такие холмы лучшие приводят своих женщин; гнусными морщинистыми холмами оливкового цвета, на которых легко вывихнуть руку и душу. Небу прекрасно знал, что, за исключением общего подъема долины, изгибающейся вверх до холма, за которым петлял ближайший участок дороги на Найроби, ему не придется делать никаких восхождений. Он заговорил с мышцей из слабости.
И мышца, скрытая акрами распухшей кожи, устало пробормотала что-то в ответ, и негр знал, что ему предстоит жестокий труд. Глядя на огонь, он задавал вопросы бедру, голени, всем костям, которые он так хорошо знал и которые в прошлом были так же хороши для него, как ясные дни хороши для охотника, как старые скалы хороши для юных гор, как древние леса хороши для гордой молодой листвы, когда каждой весной к земле возвращается жизнь. И кости отвечали, что они износились от боли и огромного веса распухшей плоти. И тогда в страхе, со сморщенным, взмокшим от пота лицом, ибо мощная рана опять вспыхнула острой болью, Небу вскричал, обращаясь к вождю, стучавшему в груди:
«Сердце, скажи, я смогу довести полубвану до города белых? У меня хватит сил пройти этот путь?»
Настали страшные минуты, когда он прислушивался к раздумьям вождя, прислушивался к медленным ударам молота в груди.
«Необходима ли расплата?» — наконец спросил вождь.
«Да, расплата необходима».
«А кто должен расплачиваться, Небу? Разве не ты потерпевший?»
«Я должен расплачиваться, — неуверенно ответил он. — Я должен заплатить потерпевшему».
«Тогда отчего же ты спрашиваешь? Разве ты хочешь порвать с заповедями твоих отцов?»
«А почему бы и нет? — выкрикнула его слабость. — Разве может полчеловека перехитрить винтовки белых и победить леопарда, не порвав с заповедями отцов?»
Но вождь, поняв его трусость, с грустью отвернулся от него.
Боль ослепила его, и он, медленно покачнувшись, грохнулся наземь в шести дюймах от яркого пламени.
— Чудеса в решете! — возбужденно воскликнул мальчишка, глазея на африканца, который, с трудом оторвавшись от земли, снова сел, прислонясь к стволу. — Генерал Небу, да ты чуть не загнулся!