Часом позже негр сказал, указывая копьем на отдаленную прогалину, где, как подсказывал инстинкт, и проходила дорога в Найроби:
— Вон за тем холмом дорога белых. Если я упаду, ты пойдешь один. Ты должен вернуться к белым.
Худое серое личико ринулось к нему:
— Один? Ты с ума сошел! Когда за нами идет леопард?!
Небу видел, как страх провел морщины по серому лбу и оттуда вниз по щекам до тонких, недобрых губ.
— Разве ты предпочитаешь остаться и умереть со мной?
— Умереть… вместе с тобой? — Ужас сорвался с губ шумным потоком слов. — Черный дурак! Дай мне винтовку! Дай мне винтовку! Дай мне винтовку! Дай мне винтовку!
Он ринулся к ней, бешено работая костылями. Похожая на птичью лапу рука впилась в ремень на плече Небу. С воем он потянул этот ремень вниз.
— Черная горилла! Зловонная, мерзкая, мерзкая горилла!
Слезы непристойно текли по его лицу, он хватался за ремень винтовки, пробуждая боль в боку Небу. Негр стоял совершенно неподвижно, пока ремень не соскользнул с плеча и мальчишка не растянулся в грязи. Он лежал у его ног, взвизгивая, и бился головой о покрытую грязью землю. Небу стоял, он был один во всей долине, его лицо было поднято, лоб и щеки омывал приветливый дождь. Он поймал струю на язык и стал жадно глотать дождевую воду.
Прежде чем попасть в отряд Коко, он участвовал в действиях нескольких других отрядов. Обстоятельства вынуждали его переходить из отряда в отряд. Одним из отрядов предводительствовал Млоди, коренастый кикуйю с севера, которого англичане потом поймали и повесили. Отряд Млоди отступал в горах, они пробирались близ линии снегов, вдали от деревень, охоты, женщин, а силы англичан все увеличивались; к ним подвезли пушки, и самолеты с воем обрушивались на африканцев, засыпая их бомбами. Это были Дни Боли.
— Наши желудки и наши кишки болят от голода, — сказал Млоди однажды вечером. Он говорил грубо, как подобает вождю. — Мы почти не можем охотиться, и у нас нет женщин. Если мы будем стрелять из винтовок, розовощекие тотчас же обнаружат нас. Пусть же знают все: мы будем питаться корой и листьями и будем любить друг друга.
И Небу, никогда и не помышлявший о том, чтобы самому стать вождем, удивился, почему Млоди, который каждую минуту напоминает о том, что он вождь, не прикажет вырезать луки и выйти на охоту с ними. Он сказал об этом одному копейщику, а копейщик, боявшийся Млоди, передал это ему, чтобы как-то заслужить расположение вождя. И поэтому в тот ненастный промозглый день Млоди страшным голосом приказал Небу выйти из строя.
— Сними одежду белых! — громогласно приказал он, тыча своей командирской тростью в матросскую куртку Небу.
Небу оглянулся и увидел жестокие, непреклонные лица. Он знал, что произойдет, если он только попробует сопротивляться. И он скинул куртку и остался беззащитным на пронизывающем ветру. Млоди плясал от радости и выкрикивал:
— Теперь ты дикарь! Теперь ты дикарь! — и хлестал, хлестал его по обнаженной спине. — Тебе хочется быть дикарем? — Каждое слово горело ненавистью. — Тебе хочется снова стать голым лесным дикарем? — Он рубцевал его спину, омывая душу его болью и кровью для того, чтобы он стал белее снега.
И потом, втирая глину в горячие, как огонь, кровавые рубцы, нанесенные Млоди, он усвоил раз и навсегда, что Дни Боли являются также Днями Винтовки. Захватив копье, он ушел из лагеря Млоди. Млоди избил его за то, что он хотел возвратиться к Дням Дерева, Дням Лука. Спускаясь по склону, он видел то тут, то там тела мужчин. Днем позже, добравшись до места, где росло дерево мпвеки, он вырезал у этого дерева мышцу и сделал лук. Жестокосердный Млоди растерял бо́льшую часть людей, и англичане поймали его и удавили веревкой.
— Винтовка не заговорит и для тебя, — сказал Небу затылку шедшего впереди мальчишки. — Винтовка — оружие бван.
Мальчишка резко повернулся в грязи, и карие глаза вонзились в лицо Небу.
— Невежда! — закричал он. — Что я, по-твоему, не бвана?
Небу смерил долину взглядом и сказал задумчиво:
— Моих сил не хватит. А леопард нетерпелив. Пойдем же!
Дождь падал тихо, скупо, серебристые нити тянулись из мельчайших отверстий в свинцовой чаше. Небу думал о путешествиях, совершенных им в былые времена, о золотых путешествиях в солнечном свете и блеске трав, когда на холмах резвились стаи куропаток, а голубые озера кишели оранжевыми красноножками. Некоторые путешествия отличались сдержанностью серебра, это были путешествия в месяцы малых дождей, и холодные декабрьские дни, когда на небе видно луну. Были у него также и темные переходы в полночь, когда ты идешь с факелом, и пламя одевает живот, бедра и ноги до щиколоток, и крадущийся за тобой леопард не боится огня твоего факела. Эти путешествия темным шепотом струятся по жилам.