– Знаю, – сказал Митька и еще раз посмотрел на нее – до чего же огромная, как две мамы сразу. – Земля – это очень-очень большое, но все-таки «Арамис» – это не Земля.
Симона усмехнулась.
– Знает. – Она поднесла ладони к глазам – трава оставила резкие белые и красные полосы. – Ну а самое главное: что такое – хотеть?
Митька смотрел круглыми глазами и молчал.
Ираида Васильевна испытывала какое-то мучительное ощущение, будто эта женщина делала с ее сыном что-то, не принятое у людей, словно она поставила его голышом на свою огромную ладонь и не то сама рассматривает, не то показывает его самому себе в зеркало.
– Ну ладно, – сказала Симона примирительно, угадывая мысли Ираиды Васильевны. – Не знаешь – потом узнаешь. А улетать с Земли мне действительно не хочется: уж больно она громадная, не везде порядок. Вот приложить бы руки…
– Как это – не везде порядок? – подскочил Митька. – Значит, мы еще сможем…
– Симона, – сказала Ираида Васильевна умоляюще, – я прошу вас, Симона, все-таки у них в школе даются определенные установки…
«О господи, – подумала Симона, – да неужели же она не понимает, что одной такой фразой – об определенных установках – она заронит в этого умного детеныша больше сомнений, чем я со всеми своими откровениями?»
– Сможете, сможете, – поспешила она заверить мальчика. – На ваш век приключений хватит. Вон, на острове Врангеля кто-то систематически ворует пингвиньи яйца, а ведь туда эвакуировали самую крупную колонию аделей. На Мадагаскаре кислотные дожди выпали – значит на экваторе кто-то из сталелитейщиков хулиганит. Да мало ли что… Так что кончай биофак – и в экопатрульную службу.
Митька как-то поскучнел, и Симона его поняла: в пятом классе окончание вуза – это где-то в следующем столетье.
– Да-а, – протянул он, – вам-то хорошо, а тут пока выучишься, все будет нормально, как в ботаническом саду.
– Марс останется… Ганимед.
– А туда можно? Добровольцем?
Симона почувствовала, что пора над ним сжалиться, да и над Ираидой Васильевной тоже:
– Вот не могу тебе пообещать определенно. Но ты не горюй, мы ведь еще до звезд не добрались. Пока только свою Солнечную приводим в порядок. А представляешь себе, сколько дел прибавится, когда свяжемся с другими планетами? Ведь там еще столько революций впереди. Прилетишь к каким-нибудь таукитянам или альфаэриданцам – а у них рабовладение. Или первобытное общество.
Глаза у Митьки разгорелись еще пуще:
– Это уже не экопатруль, – сказал он, почесывая ладошки, – это уже Спартак или Че Гевара, язык только выучить…
Симона развела руками:
– Увы, вышеозначенные товарищи были, так сказать, аборигенами Земли.
– Жалко, – вырвалось у Митьки.
– Жалко, – согласилась Симона. – Такое удовольствие – подраться, когда это официально разрешается.
Ираида Васильевна закашляла.
– Мама, – сказал Митька, – ты не волнуйся, я же понимаю, что тетя Симона все шутит.
А Симона вовсе не шутила. Просто с тех самых пор, как завернутые в шкуры дикареныши перестали заниматься только тем, что сторожили огонь и играли в обглоданные косточки, с тех самых пор, как первые человечки потопали к первому учителю, прижимая к животу глиняные таблички, – люди берегли своих детей от излишних раздумий и дружно говорили им, что все на свете хорошо, справедливо и пятью пять – двадцать пять.
– Ну и последний вопрос: сколько будет пятью пять?
– Это как посмотреть, – сказал Митька, потому что этой тете нельзя было отвечать, как в школе. – Если в десятичной системе и на Земле, то – двадцать пять.
Симона опять рассмеялась:
– А в другой Галактике? На Сенсерионе, скажем?
– Это надо подумать, – солидно сказал Митька.
– Ну вот, – Симона сделала руками – «ну вот», – ему «надо подумать» – а вы всё чего-то боитесь. И вообще мобиль летит.
Она легко поднялась.
– Ну, сынуля… – сказала Ираида Васильевна и, опустив руки, вся как-то наклонилась и подалась вперед.
Митька простодушно повис у нее на шее, чмокнул где-то возле уха. Потом смутился и боком-боком пошел к Симоне.
«Неужели же и я с моей Маришкой – такая клуша, если смотреть со стороны?» – подумала Симона.
– Ну, человеческий детеныш, следи тут без нас за Землей, чтоб порядок был. А до звезд мы с тобой еще доберемся.
Митька еще раз скосился на мать и с неожиданной степенностью изрек:
– Звезды – звездами, а сперва надо в Солнечной освоиться. Фаддей говорит, на Ганимеде пещеру открыли, там волосатики живут, инертными газами дышат.
– Что за глупость, – устало проговорила Ираида Васильевна, – инертные газы не могут участвовать в процессе обмена веществ. А что касается Ганимеда, то на его поверхность еще никто не спускался, только кибы-разведчики. Берут пробы грунта, льда и все такое. Вот когда высадятся люди, тогда и начнется исследование пещер, глубокое бурение и детальное картографирование. Так что твой Фаддей большой выдумщик.