Блэз тем временем приказал слугам, сидевшим на козлах, спуститься, уложил их лицом в грязь и связал им руки за спиной обрывками сбруи.
«Ему знакомы обычаи грабителей с большой дороги, — озадаченно подумал Мерлин. — А если так, я много бы отдал за то, чтобы узнать, на кой черт ему понадобилась моя помощь в этом маленьком представлении».
— А теперь, милорд, — обратился Мерлин к Уорлтоку, — не будете ли вы, ваше лордство, столь любезны передать мне ваши ценности — и вашу одежду тоже?
Пока Уорлток пытался испепелить Мерлина взглядом, Уэссекс у него за спиной влез в карету, забрав с собой фонарь. Он не сомневался, что с дряхлым бароном и перепуганным насмерть лакеем Мерлин справится, а если придется Уорлтока застрелить, это даже лучше. Уэссекс не станет плакать по старой гадюке, чьи козни терзали Англию еще до рождения отца герцога.
Внутри сильно воняло гашишем, и Уэссекс увидел высокую наргиле[20] на прикрепленном к полу столике эбенового дерева. За въедливым сладковатым ароматом гашиша ощущался горьковатый запах абсента.
Времени на исправление пороков барона у герцога не было, и, поставив фонарь на столик, он быстро начал обыскивать карету.
Под обоими сиденьями обнаружились потайные ящички. В первом был пистолет — к счастью, незаряженный, и горстка золотых монет. Уэссекс взял одну и поднес ее к свету. Золотой наполеондор нынешнего года чеканки. Он рассовал добычу по карманам, чтобы не нарушать игру, но мысли его неслись бешеным галопом. Как эти деньги попали к Уорлтоку? Ему заплатили или он собирался ими платить?
В другом ящичке лежал пакет, перетянутый фиолетовой лентой. Уэссекс принюхался на всякий случай и развязал его. Это оказались письма какой-то женщины, они тоже пошли в карман — для дальнейшего изучения.
— Я сказал — не шевелитесь, милорд! Голос Мерлина. Уэссекс быстро выскочил из кареты.
Картина оставалась прежней. Уорлток стоял неподвижно, злобно глядя на разбойника. Поскольку рядом с ним стоял кучер, Мерлин явно опасался подходить ближе.
— Можешь перестрелять моих слуг, если тебе так хочется. Но если ты застрелишь меня, то я тебе гарантирую — тебя ждет нечто похуже виселицы! — бесстрастно вещал Уорлток.
— А если вас не убьют, а сделают инвалидом? И вы будете оставлены на милость собственного сына?
Уэссекс, подойдя поближе, прошептал эти слова сильно измененным голосом прямо в ухо Уорлтоку, многозначительно прижав пистолет к ноге барона.
— Вы были в свое время известным дуэлянтом, милорд. Вы видели, как гниют раны, вы не раз обрекали людей влачить остаток дней в унижении, на попечении слуг. Вас считают последним в роду, милорд, но я-то лучше знаю. У вас есть сын. И я уверен, что он не оставит вас на милость чужих людей.
Тот факт, что у Уорлтока есть побочный сын, хранился в строжайшей тайне почти полвека, но «Белая Башня» владела многими тайнами. И если Уорлток окажется на попечении домочадцев Малхайта, месть будет весьма забавной.[21]
Когда до Уорлтока дошел смысл слов Уэссекса, старик вспыхнул такой яростью, что Уэссекс испугался, не хватил бы его прямо сейчас удар.
— Ты заплатишь за эту наглость! — прошипел барон, словно гадюка.
— В другой раз. — Уэссекс шагнул назад и толкнул слугу в спину. — Пошел отсюда.
Нервы лакея не выдержали. Он повернулся и пустился наутек в ту сторону, откуда приехала карета.
— Позвольте мне помочь вам, — предложил Уэссекс, протягивая руку к плащу Уорлтока.
В плаще ничего не нашлось, и Уэссекс швырнул его на землю. Потянулся было к сюртуку Уорлтока, когда вдруг заметил, как что-то сверкнуло в пене кружевного жабо лорда. Уэссекс быстрым движением сорвал с шеи барона длинную золотую цепь и отступил на шаг, со все возрастающим ужасом и отвращением глядя на то, что держал в руке.
Это был монокль, точно такой же, которым мог бы щеголять любой человек поколения Уорлтока… Но монокль особенный. И Уэссекс точно знал, что барону он не принадлежал.
Антиквар, который один раз видел его, предположил, что камень был отшлифован еще в Риме. Он представлял собой рубиновый диск дюйма в два в диаметре с серебристым изъяном в самом центре, благодаря очертаниям которого и получил свое название. Рубин носил имя Зеркальная Роза. Его несколько раз вставляли в разные оправы, и всегда он служил увеличительным стеклом. Рукоятку опоясывали пять металлических колец с выгравированными на них буквами еврейского, греческого и латинского алфавитов. Стоило повернуть кольца надлежащим образом, и монокль становился устройством для шифровки — или дешифровки — любого документа. Уникальная вещь.
Зеркальная Роза принадлежала сэру Джеффри Ханаперу, личному секретарю Эндимиона Чайл-дуолла, маркиза Ратледжа.
А Ратледж служил «Белой Башне».
— И откуда вы это взяли? — резко спросил Уэссекс.
Угрожающий тон, казалось, не подействовал на барона — на лице его не читалось никакого страха, разве что оно приобрело настороженное выражение.
— Я собираю антиквариат и недавно купил эту вещицу. А вы, сэр, уж очень странный грабитель.
Уэссексу было наплевать, узнает его Уорлток или нет. Ханапер, будь он жив, ни за что не отдал бы такую вещь, потому что с этим моноклем любой мог читать самую секретную английскую корреспонденцию.
Уэссекс взвел курок и прижал пистолет к бедру Уорлтока, готовясь выполнить свое обещание.
— Расскажите, как вам удалось украсть его у Джеффри Ханапера.
— Я не граблю покойников, — холодно ответил Уорлток.
— Почему я должен вам верить? — нахмурился Уэссекс.
— В самом деле, — согласился Уорлток. — Хорошо, сударь, позвольте мне предложить вам такую версию: бывший хозяин мистера Ханапера, Эндимион Чайлдуолл срочно уехал на континент, воспользовавшись суматохой во время королевского венчания. Возможно, из-за того, что его секретарь узнал то, чего не должен был знать. Но, скорее всего, он просто желал присоединиться к победителю. Вы сами знаете, что он не тот, за кого себя выдает.
Уэссекс молча отступил, подняв пистолет и сняв палец с курка. Слова Уорлтока были слишком чудовищны — но весьма похожи на истину. Если Ханапер убит, но его смерть скрыли… если Ратледж и есть тот самый предатель, который так тревожил «Белую Башню», и Ханапер это обнаружил…
Больше тут нечего было делать — разве что пристрелить Уорлтока. А это Уэссекс оставлял другим. Он пошел прочь, дав знак Мерлину следовать за ним.
— Желаю вам доброй ночи, ваша светлость герцог Уэссекский, — произнес ему вслед Уорлток, понизив голос так, чтобы его мог расслышать только Уэссекс.
Герцог не обернулся.
Уэссекс и Морган скакали до тех пор, пока не показались огни города. Вопрос о том, что знает — или думает, что знает, — Уорлток, можно пока оставить. Сейчас Уэссекс и не вспоминал об этом. Почти у самого города герцог натянул поводья и повернулся к своему спутнику. Оба по дороге привели себя в порядок, чтобы выглядеть поприличнее. Если им повезет, то Уорлток лишь через несколько часов сможет оповестить власти, что на него напали два грабителя. И для всех будет лучше, если Безумный Мерлин сумеет доказать, что он находился где угодно, только не на большой дороге, поскольку у Уорлтока длинные руки.
— На твоем месте, дружок, я попросил бы Малхайта услать тебя, безопасности ради, куда подальше — в Париж например, — слегка улыбаясь, сказал Уэссекс.
— Думаю, Коронадо[22] подойдет больше, — зло ответил Мерлин. — Лучше я буду жить под властью донов, чем меня порвет в клочья какой-то сушеный сморчок.
— Да уж, Коронадо — это достаточно далеко, — согласился Уэссекс. Он протянул Мерлину увесистый кошелек, набитый краденым золотом. Такой пройдоха, как Мерлин, найдет способ спустить наполеондоры, не привлекая к себе внимания. — Этот сморчок станет разыскивать тебя не только здесь. На твоем месте я уехал бы прямо сейчас.
Мерлин криво усмехнулся и отсалютовал, прикоснувшись двумя пальцами к шляпе.
21
* Подробности о жизни семьи лорда Уорлтока, о его заговорах можно прочитать в книге Розмари Эдхилл «Мимолетный каприз».