Мирто извернулась, притискиваясь ко мне поближе, чтобы взглянуть. И тут кто-то заговорил так громко, что витрина заходила ходуном и нам даже показалось, что леопард пошевелился и сдвинулся со своего места. Крикуном оказался господин Амстрадам Пикипикирам. Конечно, его зовут совсем не так, это мы его так окрестили. Он консул Голландии на нашем острове и после каждой своей фразы в разговоре непременно добавляет: «Так вот, как говорится в Амстердаме…», — хоть сам он ни разу в Амстердаме не был.
Может, Амстердам и главный город Голландии, но для нас это просто считалка, которую мы бормочем, когда идем искать, играя в прятки: Ам-стра-дам, пики-пики-рам, пури-пури-рам, Ам-стра-дам.
— Гитлер, Гитлер — вот что нужно Греции! — завопил в этот момент господин Амстрадам Пикипикирам.
И вслед за этим послышался тихий голос мамы:
— Только не Гитлер, господин консул!
Тогда папа кивнул маме, чтобы она замолчала, а тетя Деспина стала громко предлагать всем кофе и пирожные. Мы вышли из-за витрины — посмотреть, не подают ли пирожные на тарелках, украшенных изображениями странных ярких птиц. И тут появился папа — он нас увидел и немедленно выслал в комнату. Однако я успела заметить, что руки его тряслись, как бывает, когда он сильно разозлится.
Но мы отправились не в свою комнату, а прямиком к дедушке.
Дедушка стоял на верхней ступеньке лестницы, которую он держал в кабинете, чтобы доставать до книжных полок под потолком, и листал очередного «древнего».
— Дедушка, они повесят епископа в центре площади! — закричала Мирто. — И когда подует ветер, его ряса будет развеваться.
— Дедушка, — добавила я, — а нас, детей то есть, заберут у вас и, может, даже бросят в яму с известью и…
Дедушка не дал мне закончить фразу, с громким треском захлопнув своего «древнего».
— Что за глупости вы несете?
— Это не мы, а губернатор, — вставила Мирто. — Он еще сказал, все это произойдет, когда придут большевики.
Дедушка явно был в ярости. Мы никогда не видели его таким. Он спустился с лестницы и подошел к нам. А затем сказал очень серьезно:
— Все это чушь, пусть даже так говорит губернатор! Мало им, понимаешь, короля, они чего похуже хотят.
— Чего-чего похуже, дедушка?
Тогда дедушка начал говорить о древних эллинах, у которых когда-то был вождь, и звали его Перикл (ну надо же, прямо как папиного начальника!), у них была демократия, и все люди жили свободно и счастливо. Поэтому та эпоха называется Золотым веком Перикла. И у нас, современных греков, тоже когда-то была демократия, но сейчас правит король. Но хуже всего диктатура… Дедушка говорил бы и дальше, но мы захотели спать и начали так зевать, что он сказал:
— А теперь бегом в кровать и сладких снов!
Пока мы чистили зубы, как и положено перед сном, Мирто предложила помыть и рот с мылом, потому что мы целовали руку епископу. Сказано — сделано, и, крикнув «фу!», мы спросили друг друга: «Ну что, пахну я по-епископски?»
Когда мы улеглись в постель, Мирто повернулась ко мне со словами:
— Пусть дедушка болтает про своего Перикла, а мне нравятся короли. Тетя Деспина сказала, что, если бы не король Константин, Греция все еще была бы в рабстве у турок.
— Да ты что! — рассердилась я. — Дедушка говорит, что если бы не Венизелос!
— Нет, если бы не король, — уперлась Мирто.
— А Никос говорит, что все короли — дураки.
— В сказках!
— Нет, взаправду!
— Ты еще маленькая и ни в чем не разбираешься!
— А ты — жулик, жулик, жулик! — кричу со злостью. — В прошлом году ты была за Венизелоса, вырезала его фотографии из газет и всем подряд твердила, что хочешь, чтобы он был твоим дедушкой.
— И что с того? А теперь я хочу дедушку-короля! — кричит мне Мирто.
— А ты забыла, — продолжила я, — когда мы были маленькими и Венизелос приехал на наш остров, на открытие почты, он пожал руку дедушке, а нас погладил по голове? Помнишь, потом наши волосы пахли мылом «Котикура»… а не по-епископски!
— Вот еще, нашла чем гордиться! — задрала нос Мирто. — Король моется розовой водой и жасминовыми брызгами, а на голове у него — золотая корона.
Тут в нашу комнату вошла Стаматина, чтобы закрыть ставни, и мы ее спросили:
— Стаматина, а ты за кого: за Венизелоса или за короля?
— За мою несчастную судьбинушку, — мрачно ответила она. — Вот вам и разговоры после всех этих приемов. — Она закрыла ставни, хлопнув ими со всей силы, и добавила: — Да кто бы ни пришел, боюсь, меня он не спросит. Ведь я всего лишь неграмотная служанка.
Все это как-то очень запутанно и непонятно, решила я, когда Стаматина вышла.