Она попыталась запечатлеть в памяти минуту, когда Джек впервые назвал ее по имени. Сомкнул и разомкнул губы, скользнул языком по нёбу, как одержимый Гумберт [5], и прошептал: «Ми-ра».
– Все в порядке, – повторила она телохранителю его же фразу – на большее не хватило сил. Только говори, Джек, говори…
И он заговорил:
– Ми-ра, в Америке легко можно уничтожить репутацию, а то и жизнь человека. У нас ничего не было, но завтра твой менеджер решит, что обвинить в насилии над его звездочкой известного человека – круто. Или подтвердить наш «роман» – круто. Если раньше не слушали таких девочек, как ты, то теперь не будут слушать таких мужчин, как я. Понимаю… – Джек потер кривоватую переносицу. Он избегал смотреть на Миру и, казалось, бледнел сильнее. – Вываливать на тебя… среди ночи… вот так, но… Ты начала это, верно? Пожалуйста, не порть мне жизнь.
На секунду Мирой овладело опьяняющее чувство власти. Так сходили с ума диктаторы – хотели больше и больше. Мира смотрела на Джека: он возвышался над ней, его сто восемьдесят против ее ста шестидесяти. Сейчас он казался маленькой букашкой, которую она могла взять в ладонь, ласково погладить или одним махом уничтожить. «Грех! Эльмира, ты мерзкая девчонка!» – голос в голове резанул по сознанию, перемешивая реальность и воспоминания. Мира прислонилась плечом к дверному косяку и прикрыла глаза. А рука Джека вновь оказалась у ее запястья.
– Отстаньте от меня, или я вызову полицию.
Сказала быстрее, чем осознала смысл слов. Построила стену. Открыла глаза, поднесла пиво ко рту, сделала глоток. Шипучий напиток обжег горло – как минутами ранее пальцы Джека обжигали кожу.
«Грех! Грех быть такой мерзавкой!»
– Уходите.
Джек сквозь зубы ответил:
– Давай… вызывай полицию, я напишу на тебя заявление. Если не хочешь по-хорошему.
– Вас никто слушать не станет, – весело ответила она, вновь глотнув пива. Сначала говорит, потом думает. Но ее сознание сегодня несется по алкогольно-разочарованному туннелю. – Вы сами сказали.
Как влюбленная Мира стала дерзкой Белладонной? Она поняла: Джек пришел ради своих целей, он не собирался провести с ней ночь. Усмехнувшись глупым мечтам, Эльмира опять сделала глоток пива – на дне бутылки треть напитка. Или она достаточно опьянела и осмелела, чтобы дерзить мужчине, перед которым в трезвом состоянии бы трепетала.
– Может, вы приехали, потому что в вашей жизни наконец-то что-то произошло? – спросила Мира.
Секундами ранее она боялась его прикосновений, но теперь хотела схватить за руку и выпроводить к чертовой матери. Знал бы он!..
Он не знал. И от возмущения приоткрыл рот.
В дверном проеме номера появились Сара и Грета.
– Эй, Мира, ты где там? – спросила Сара и, столкнувшись с убийственным взглядом Джека, ойкнула. – Э-э-э… Мы ждем.
– Ага, иду, – в подтверждение словам Мира развернулась.
Пиво сделало ее тело ватным, а голову тяжелой. Хотелось провалиться в сон, а главное – убедить себя, что Джек не приходил. Это романтичная галлюцинация.
– Подожди!
– Знаете что? – Мира сжала в ладони горлышко бутылки. – Вот вам мое опровержение! – и вылила Джеку на голову остатки фруктового пива.
Если он и собирался что-то сделать, то не успел. Ловко проскользнув в номер, Эльмира захлопнула дверь и повернула замок. Прощай, Джек Льюис. Прощай, романтичная галлюцинация.
Лицо покалывало от слез.
– Мира… – начала Грета.
Но в ответ получила резкий взмах рукой и сдавленный всхлип. «Замолчи!» – жестом велела Мира, а потом отвернулась и вытерла щеки. Она спиной чувствовала, как подруги в недоумении переглядывались. Белладонна! Она не плачет из-за мужчин. Она вообще не плачет. Если только от смеха. Или если расчувствуется от слов фанатов. И Миру чертовски разозлило, что реакция ее тела оказалась быстрее, чем осознание причины – злость. На Джека, на ситуацию, на себя. О-о-о, особенно на себя.
– Уходите, – сказала Эльмира. – Пошли вон отсюда! – Она не моргала до боли в глазах – только бы не дать слезам вновь сорваться с ресниц и размыть идиотские обои в цветочек. – Оставьте меня!
Мира не думала, что, если подруги откроют дверь, в номер может войти разъяренный Джек Льюис. Вероятно, она хотела взглянуть в его глаза, насладиться злостью в них. Но мечты разбивались о безразличие, которым он облил ее, как она его – пивом. Простое. Банальное. Безразличие.