До Рейфа докатился слушок о ее новой связи с военным; может быть, речь шла о том самом майоре, с кем она общалась на балу. Рейф спрашивал себя, действительно ли Синди полюбила этого мужчину или продолжает использовать в качестве орудия борьбы с собственным мужем.
Похоже, ее тактика приносила плоды. Оливер Нортвуд, сам старавшийся не упустить ни одной юбки, с ума сходил, оттого что жена посягала на ту же свободу для себя. В один прекрасный день кто-то из них двоих прикончит другого.
Поднимаясь в подъезд своего отеля, Рейф поклялся, что ни за что не даст заманить себя в зону их перекрестного огня. Париж и без того обещал стать довольно неприятным для пребывания местом.
Глава 4
Первой мыслью Мегги после пробуждения была мысль о нем, Рейфе Уайтборне. «Какой он все-таки непонятный человек», — думала она, зябко поеживаясь. Вообще-то Мегти всегда нравилась в людях чисто английская манера холодноватой отчужденности, умение владеть собой при любых обстоятельствах, но отчего-то в Рейфе ее это раздражало. С годами он подрастерял юношеский пыл и непосредственность.
Лежа с закрытыми глазами, Мегти слушала, как просыпался город, поскрипывали дрожки, раздавались редкие шаги пешеходов, слышался заливистый крик петуха, невесть откуда взявшегося в городе. Обычно Мегги всегда вставала в один и тот же час, пила кофе с рогаликом и отправлялась на прогулку верхом; сегодня же, проснувшись, она натянула на голову одеяло, поглубже зарывшись в перину. Надо было хорошенько отдохнуть перед трудным днем. Сегодня предстояло многое выведать, а ремесло шпионки не прощает оплошностей, вызванных усталостью.
Спустя полчаса Мегги позвонила своей горничной Инге и заказала завтрак. Потягивая крепкий, как это принято у французов, кофе, мысленно составляла список информаторов, с которыми ей предстояло встретиться в первую очередь.
Принято думать, что женщина-шпионка собирает информацию в основном лежа на спине. Но Мегги придерживалась иного мнения, считая этот способ слишком утомительным и не слишком эффективным. Не говоря уже о пошлости подобного подхода, он, в силу своей природы, накладывал определенные ограничения на круг собираемых сведений. Нет, у Мегги был собственный и достаточно уникальный метод: ей удалось создать целую сеть женщин-шпионок.
Как правило, мужчины в общении с себе подобными помнят о конспирации, но в присутствии слабого пола проявляют редкое легкомыслие. Горничные, прачки, проститутки и прочая женская братия, как правило, о многом могут порассказать, и Мегги обладала талантом заставить их делиться с ней информацией.
В Европе полно женщин, потерявших на войне, развязанной Наполеоном, отцов, мужей, сыновей. Многие готовы были с радостью и совершенно бесплатно делиться информацией, которая поможет установлению мира. Одни, как сама Мегги, жаждали мщения, другие нуждались в деньгах. Все вместе они и составили штат, который Роберт шутливо окрестил «гвардией Мегги».
Жизненно важные сведения могли оказаться на клочке бумаги, беззаботно отправленной в урну, иногда хозяева забывали документы и письма в карманах одежды, отданной в стирку. Мужчины, в большинстве существа тщеславные, часто хвастают своими подвигами перед любовницами, причем откровеннее бывают не с постоянными, а со случайными. Мегги всячески поддерживала женщин, поставлявших ей подобного рода сведения, проникалась их бедами и радостями, часто ссужала их деньгами просто так, чтобы им было на что кормить детей.
В свою очередь они платили ей верностью, которую невозможно купить, а можно только заслужить искренним, добрым отношением. Наверное, именно благодаря своей человечности за все эти годы Мегги не знала предательства, наоборот, многие из ее осведомительниц становились ей настоящими подругами.
Со времени гибели отца большую часть жизни Мегги проводила в Париже. Она долго носила траур, стараясь скромно и незаметно одеваться и держаться. Когда начался Венский конгресс, Мегги уехала в Вену и там, обретя свой прежний вид, превратилась в графиню Магду Янош и именно под этим именем приобрела множество знакомых среди дипломатов, получив таким образом доступ к информации от источников более высокого социального положения.
Сразу же после повторного воцарения Наполеона Мегги вернулась в Париж, откуда информация переправлялась в Лондон. После битвы под Ватерлоо большинство дипломатов съехались вновь, и Мегги, создавая достоверную легенду, арендовала дом, достаточно роскошный, чтобы его могла иметь графиня. Все эти игры, может, и были забавны и интригующи, но успели измотать ее настолько, что Мегги мечтала вновь стать самой собой.
И Роберт Андерсон тоже успел сыграть не одну роль. Он помог Мегги утвердиться на шпионской стезе, он же переправлял деньги, позволяющие ей жить безбедно и с комфортом, как и положено австрийской графине, оплачивал ее информацию. На нем была и связь, хотя в условиях, когда Наполеон блокировал все континентальные порты, его задача была не из легких. Приходилось искать кружные пути, и часто сведения доставлялись в Лондон через Испанию, Швецию, Голландию и даже через Константинополь.
Роберт много ездил. Мегги догадывалась, что часто особо важные сведения он доставлял в Лондон сам, пересекая пролив в шлюпках контрабандистов. Иногда между их встречами проходили месяцы, и все же примерно треть своего времени Роберт проводил с ней. Его работа была куда опаснее, чем ее, и каждый раз, встречаясь с ним вновь, она благословляла Господа за то, что друг ее остался жив и невредим.
Практически все эти годы они были любовниками, хотя с самого начала их связи Мегги не питала романтических иллюзий относительно природы своего чувства к нему: любви не было, была лишь благодарность и дружба. Однако любовь еще не все в жизни, и Мегги так и плыла по течению, довольствуясь тем душевным теплом и физическим удовлетворением, которое даровала близость. Роберт был для нее и лучшим другом, и единственным доверенным лицом, и даже братом.
И так продолжалось до тех пор, пока в одно прекрасное утро Мегги не проснулась с твердой и непоколебимой уверенностью, что одной дружбы мало и пора положить конец их интимным отношениям. Мегги была многим обязана Роберту и настолько к нему привязана, что чертовски трудно было найти тактичные слова, дабы объяснить свое нежелание и дальше делить с ним постель.
Но Роберт сразу же все понял, и ей было легко объясниться с ним. После заявления, ставящего точку на отношениях, продолжавшихся долгие годы, он, помолчав, спокойно сказал, что не хочет принуждать ее заниматься тем, что она считает для себя неприемлемым.
Они остались друзьями, продолжали вместе работать, и во время приездов в Париж Роберт жил у нее. Разница была лишь в том, что спал он теперь в отдельной комнате.
Одно то, с каким удивительным тактом воспринял Роберт перемену в их отношениях, подтверждало догадку Мегги. Он тоже ждал большего, не довольствуясь ее ролью подруги и делового партнера. Роберт сделал предложение вскоре после того, как спас ей жизнь, но, отказав ему, Мегги знала, что так будет лучше для него самого.
Итак, Мегги не жалела о своем решении, но все же в одинокой постели было плохо — холодно и грустно. Может быть, поэтому Рейф показался таким чертовски привлекательным… Нет, нельзя позволять себе думать о нем.
Иногда Роберт все же выныривал из мрачной пучины секретных поручений, и тогда он становился обычным клерком в британском посольстве. Мегги предполагала, что лорд Кэстлри знает о двойной жизни Андерсона, но остальные члены миссии, вероятно, считали его обыкновенным чинушей, каких в подобных конторах всегда немало.
Она была рада тому, что именно сегодня Роберт здесь, в Париже, несет свою несекретную службу, и не только потому, что ей нравилось его общество. Сейчас, когда угроза срыва переговоров была вполне серьезной, талант Роберта оказался бы как никогда кстати.