— Весьма тронут заботой о моем бренном существовании.
— Не обольщайтесь, ваша честь, — колко возразила Мегги, — я всего лишь опасаюсь потерять партнера по шахматам в самом разгаре игры.
Рейф не мог бы точно определить, чего было в ее замечании больше — юмора или сарказма.
— Если тебе все же придется драться на дуэли, советую выбрать пистолет, — продолжала она, — французы — ловкие шпажисты, и иностранец едва ли сможет составить им конкуренцию.
Рейф хотел было спросить, откуда в ней такая уверенность в нем как в стрелке, но вдруг вспомнил, что когда-то давно теплым майским днем они упражнялись в стрельбе в тире его близкого друга. Должно быть, на Мегги произвело впечатление его мастерство, раз она запомнила тот день. Марго тоже стреляла блестяще. По крайней мере Рейф больше не встречал женщин, столь же хорошо стреляющих, как и мужчины. Марго здорово усвоила уроки своего отца, и меткая стрельба была только одним из них. Полковник воспитывал дочь так, словно она была сыном, и это во многом отличало ее от других женщин.
Карета остановилась у театра. Рейф заметил, как разглядывали Мегги зеваки, когда она, грациозно опираясь на его руку, сходила на землю. Поощряя мужской интерес, Мегги улыбалась направо и налево. Никто ни за что не сказал бы, что она — хладнокровная шпионка, а не представительница полусвета с горячей кровью и жарким сердцем.
Рейф проводил ее наверх, в ложу. Игра актеров была блестящей, и вскоре Рейф целиком погрузился в искрометное веселье мольеровского «Тартюфа».
Но по мере развития действия Рейф все сильнее ощущал близость Мегги. В начале второго акта он как бы случайно опустил руку на спинку кресла своей соседки и, касаясь Мегги, ощутил теплоту ее бархатной кожи.
Рейф с удовольствием отметил, что она подалась вперед, словно стараясь лучше рассмотреть происходящее на сцене. Едва ли Мольер был повинен во вспыхнувшем на ее высоких скулах румянце. Мегги — так же ощущала присутствие Рейфа, как и он ее. Герцог догадывался, что она боялась расслабиться, поскольку не доверяла себе. Отлично. Кончиками пальцев он тихонько погладил обнаженное плечо.
Мегги вздрогнула, сжав в руках веер. Интересно, как далеко можно зайти? Едва ли стоит позволять себе больше, решил он, откинувшись в кресле, при этом оставив свою руку лежать там, где она была: у нее за спиной. Мегги постепенно расслабилась, откинулась назад, задев его руку плечами.
Игра была приятной. Рейф уже решил нежно помассировать ее плечи, когда из партера вдруг донеслись крики. Встревоженный, Рейф высвободил руку — и, опираясь на перила, перегнулся вниз. Отдельные выкрики слились в глухой ропот. Рейф увидел, как мужчины толкают друг друга.
Актеры пытались перекричать все нарастающий шум, но крики «Да здравствует король!» заглушали реплики. В ответ раздавалось: «Да здравствует император!» В актера, который пытался продолжать свою роль, полетели какие-то куски, и началась заваруха.
Некоторые из участников стычки подняли вверх белые флаги — символ поддержки короля. Бонапартисты стали размахивать лиловыми знаменами, и тогда Рейф понял, что драка неизбежна. Одним из наиболее пугающих воспоминаний его юности был эпизод, когда на одной из лондонских улиц разъяренная толпа принялась дубасить друг друга чем попало, и сейчас он почувствовал, что может произойти примерно то же самое.
Роялисты числом превышали бонапартистов, несколько лиловых знамен были вырваны из рук, храбрый парень из стана приверженцев императора упал, сбитый с ног разъяренными соперниками. На него посыпался град ударов и пинков. Одна из женщин завизжала от страха, но голос ее заглушили выкрики: «Виват король! Виват король!» Дружное скандирование гремело под потолком, казалось, вот-вот рухнут стены.
Мегги молча наблюдала за происходящим. Она казалась совершенно бесстрастной, поджатые губы выдавали лишь сожаление. Глядя на ее точеный профиль в обрамлении золотых волос, Кэндовер вдруг испытал нечто, похожее на галлюцинацию. Рейф вдруг увидел, как толпа грубых мужланов окружила ее, повалила на пол… Видение было настолько явственным, что Рейф не на шутку испугался за нее, тревога заслонила реально происходящее в театре. Он явственно видел, как отчаянно Мегги сопротивляется, кусаясь, пиная ногами наступавших, но их было слишком много, и вскоре она пропала под терзающими ее руками оголтелых негодяев.
Потрясенный, Рейф схватил спутницу за руку и потащил из ложи, не дожидаясь, пока пламя борьбы охватит весь театр.
— Пошли отсюда, — приказал он, толкая Мегги к двери из ложи. Рейф буквально пронес ее по коридору к выходу.
Из других лож тоже стали выходить люди, но Рейф оказался быстрее. Первыми они добежали до одной из лестниц запасного выхода. Уже внизу дорогу им преградили два хулигана, бегущие наверх. Увидев Мегги, мужчины остановились. Глаза их глумливо заблестели.
Не дожидаясь, пока на них нападут, Рейф ударил первым. Получив сильный удар в живот, тот, кто был ближе к нему, согнулся пополам, спрятавшись за своим товарищем, тут же получившим следующий удар.
Схватив Мегги за руку, Рейф потянул ее за собой, мимо корчившихся от боли негодяев, и она, подхватив юбки, полетела вперед, крепко вцепившись в спутника.
Лестница привела их в пустынный вестибюль. Поскольку звуки потасовки раздавались с левой стороны, они повернули направо, к запасному выходу.
Народ — и аристократы, и люди попроще — опрометью бросился из театра. Один мужчина побежал по улице, призывая на помощь полицию. К счастью, экипаж Рейфа ждал неподалеку. Буквально затолкнув туда Мегги, он дал сигнал к отправлению, и уже через пару минут они были на безопасном расстоянии от театра. Шурша юбками, Мегги забилась в угол, сердце Рейфа учащенно билось. Он все никак не мог отойти от волнения за свою партнершу. Словно в надежде получить подтверждение, что с ней все в порядке, Рейф перегнулся через сиденье и обнял ее.
Мегги как-то странно поежилась. Повернула к нему лицо. Их губы встретились, и поцелуй нежности стремительно превратился в фонтан страсти. Спрятав руки под его камзолом, она судорожно сжала ему спину так, что ногти вонзились в кожу.
Уже теряя рассудок, Рейф скорее почувствовал, чем понял, что пережитая опасность высвободила до сих пор сдерживаемые ею эмоции, вызвав к жизни нечто темное, непонятное, идущее из, самых глубин подсознания, и это нечто, передавшись ему, доводило его почти до сумасшествия. Они потонули в глубоком, обитом бархатом сиденье. Странный восточный запах Мегги щекотал ноздри, дурманил. Уткнувшись лицом в теплый изгиб ее шеи, Рейф целовал бешено бьющуюся жилку. Мегги дышала сбивчиво, с шумом втягивая воздух.
Рейф, целуя любимую, повторял восточный контур ее скул, поднимался выше, к мочкам ушей, таких чувственных и чувствительных. Лаская розовую мякоть, он чуть прижимал мочку ее уха зубами, ощущая, как она вся напрягается под его поцелуями, слыша стон, стон желания. Не в силах сдерживаться, Мегги откинула голову назад и развела ноги так, что его колено проскользнуло в теплоту промежности. Тела переплелись в жажде близости, невозможной в столь стесненных условиях. И снова рты их встретились, и вновь дыхание обоих слилось в жадный горячий хрип. Мегги изо всех сил прижалась мягкой полной грудью к его груди, а он, скользнув по тонкой талии, крепко сжал округлые бедра.
Экипаж тряхнуло на ухабе, и они едва не упали на пол. Рейф приподнялся, плечом опираясь о боковую панель, а ногой — в основание противоположного сиденья. Мегги прижалась к нему еще теснее, их бедра соприкоснулись. Рейф гладил ее ноги, не замечая того, что парчовая юбка поднялась куда выше колена. Он слышал, как под его рукой шелестит тонкий шелк ее чулка. Если бы он хоть немного владел собой, то не стал бы торопиться. Но сейчас, достигнув того места, где мягкая теплая плоть ничем не была прикрыта, Рейф жадно сжал ее ногу повыше чулка с внутренней стороны.