Почти на голову выше коренастого мистера Харпера, он, хотя и не отличался ни массивностью сложения, ни рельефной мускулатурой, обладал широкими плечами, крепкой грудью, тонкой талией и узкими бедрами и имел внушительный вид. Казалось, его руки и тело твердостью не уступали закаленной стали.
На лице поселенца появилось страдальческое выражение, пока он медленно обвел взглядом женщин, столпившихся вокруг. Когда вперед пробилась Морриса, грубо расталкивая женщин локтями и бедрами, темные брови покупателя сошлись над переносицей, напоминая грозовую тучу. Казалось, прозрачная блузка Моррисы ни в малейшей степени не заинтриговала его, а только усилила раздражение.
— Ну разве он не душка? — проворковала распутница. Игриво проведя пальчиком по руке покупателя, она сверкнула многообещающей улыбкой. — Я — Морриса Хэтчер. Я бы с удовольствием понянчила твоего малютку.
В эту минуту Гейдж Торнтон окончательно убедился в безнадежности собственной затеи. Совсем недавно он решил пренебречь неизбежной дерзостью женщин-каторжниц ради ничтожного шанса найти среди них подходящую няню, но быстро утратил терпение, сознавая нелепость своих надежд. Как он мог даже в самых смелых мечтах надеяться отыскать на столь сомнительном торжище нужный ему товар? Вероятно, отчаяние пересилило здравый смысл. Он твердо решил ни на йоту не отступать от своего идеала, но постепенно понимал, что на борту плавучей тюрьмы просто не найти подобной женщины.
— У меня совсем иные требования к няне, мисс Хэтчер. Боюсь, вы им не соответствуете.
Морриса понимающе кивнула и промурлыкала:
— Боишься жены?
Гейдж содрогнулся от отвращения. Эта женщина, разумеется, и представить себе не могла, что ему пришлось пережить после смерти Виктории, и никаким резким упреком нельзя было просветить ее.
— Моя жена погибла год назад, — коротко объяснил он. — Будь она жива, уверяю, я ни за что не ввязался бы в эту безумную затею.
Энни робко шагнула вперед и прикоснулась к рукаву мужчины.
— Меня зовут Энни Карвер, сэр. Моего малыша продали сразу после того, как меня привели на этот корабль, и потому мне надо о ком-нибудь заботиться. Обещаю, ваш сын будет для меня все равно как родной. — Она вспыхнула от внезапного смущения, сжала руки и добавила: — Само собой, если вы согласны купить меня.
Недовольный взгляд Гейджа несколько смягчился при виде этой невысокой женщины с простоватым лицом, но ее не совсем правильная и грубая речь выдавала необразованность.
— Я надеялся найти женщину, которая впоследствии сможет научить моего сына читать и писать. Вы сумеете давать ему уроки?
— Ох нет, сэр! — вздохнула Энни, испуганная таким требованием. В глубоком разочаровании она уже собиралась отойти, когда ее осенила внезапная мысль. Повернувшись к Торнтону с сияющей улыбкой, она сообщила: — Но я знаю, кто научит его всему! Не сомневайтесь, сэр, она настоящая леди!
— Леди? — недоверчиво переспросил Гейдж, успев осмотреть большинство женщин-каторжниц. — Здесь, в этой плавучей тюрьме?
— Ага, сэр! — усердно закивала Энни. — Миледи знает толк в грамоте, она даже считает в уме! Я сама видела, сэр!
— Должно быть, она уже рассыпается от старости, — хмыкнул Гейдж. Он не мог позволить себе тратить сбережения на женщину, которая, вероятно, умрет через пять минут после того, как покинет корабль. К тому же в душе Гейджа проснулись давние опасения. Разумеется, женщина благородного происхождения не способна совершить такое вопиющее преступление, за которое ее отправили бы в колонию на корабле каторжников, за исключением одного случая — если она попала в долговую тюрьму. Но даже в этом случае Гейдж не мог позволить себе такую покупку. На нем лежало слишком много обязанностей, чтобы обременять себя чужими долгами.
Лукавая улыбка приподняла уголки губ Энни.
— Нет-нет, сэр! Это молодая леди, и притом хорошенькая!
— И где же это сокровище? — недоверчиво осведомился Гейдж. Он опасался, что Энни не понимает значения слова «леди», поскольку до сих пор он видел на борту «Гордости» только женщин самого низкого звания.
Повернувшись, Энни жестом велела женщинам расступиться и взглядом поискала подругу. Наконец, обнаружив ее, она вытянула худую руку, указывая на одинокую фигуру на крышке люка.
— Вот она, сэр! Это Шимейн О'Хирн!
Шимейн мгновенно почувствовала на себе пристальный взгляд удивительных карих глаз, в которых отразилось изумление. Ей не пришлось теряться в догадках, размышляя, сумела ли она привлечь внимание незнакомца, ибо тот оглядывал ее с растущим интересом.
Гейдж Торнтон не сразу поверил в чудо, увидев, что цель близка. Эта девушка излучала редкостное обаяние и наверняка являлась достойным выбором, но Гейдж заподозрил во всем этом какой-то подвох.
Он отвел Энни в сторонку.
— Вы говорите, она леди? — Увидев утвердительный кивок Энни, он задал естественный вопрос: — Тогда почему же она здесь? Какое преступление совершила, если ее отправили в колонию на корабле для каторжников?
Энни понизила голос до шепота:
— Ловец воров схватил миледи, пока ее родители были в отъезде, и не позволил ей повидаться со знакомыми, сэр, так что никто не возразил ему, когда этот негодяй заявил, что миледи украла украшение у другой дамы.
Это объяснение показалось Гейджу неправдоподобным, но разожгло его любопытство. Ни слой копоти на щеках, ни волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, не испортили красоту Шимейн. Тонкими и выразительными чертами лица она напоминала чудесную грезу, которую некий художник запечатлел на полотне и оживил поцелуем. Гейдж заподозрил, что в жилах Шимейн течет ирландская кровь, ибо ни у одного другого народа не встречал такого естественного сочетания огненно-рыжих волос, искрящихся зеленых глаз и беломраморной кожи. Несмотря на потрепанную одежду, Шимейн держалась с изяществом и сдержанным достоинством, слегка приподняв подбородок и глядя Гейджу прямо в глаза, словно не сомневаясь в том, что видит человека, равного ей по положению.
Гейдж удивился, испытав непривычное душевное волнение, и мог только гадать, что вызвало его — вид девушки, удовлетворяющей всем его требованиям к няне, или другое, невысказанное намерение, которое он не надеялся осуществить. Если он купит ее, насчет его будущих намерений не усомнятся ни друзья, ни враги. Впрочем, не в первый раз он нарушит приличия, идя по жизни собственным путем.
Обуздав лихорадочно мечущиеся думы, Гейдж с притворной небрежностью указал на девушку боцману:
— Мистер Харпер, я хотел бы расспросить вас о вон той невольнице.
Джеймс Харпер повернулся, выясняя, которая из женщин привлекла внимание покупателя, как раз в тот момент, когда старая карга заслонила Шимейн. Харпер поманил старуху к себе, усомнившись во вкусе и благоразумии покупателя, но Гейдж нетерпеливым взмахом руки велел женщине отступить. Встав так, чтобы никто не загораживал Шимейн, Гейдж жестом позвал ее к себе.
Чувствуя, как блестящие карие глаза следят за каждым ее движением, Шимейн поднялась с крышки люка и скользнула в толпу женщин, не скрывающих зависть и уныние. Впрочем, Шимейн никто не останавливал, пока Морриса вдруг не преградила ей путь.
— Будь я на твоем месте, милочка, я бы поостереглась подходить к этому джентльмену. Видишь ли, Шимейн, я отродясь не видела такого красавца и хочу, чтобы он достался мне. А если ты попробуешь перейти мне дорогу, я этого не потерплю. Так что лучше уступи подобру-поздорову.
Шимейн изумилась, услышав, что Морриса продолжает запугивать ее. Даже круглая идиотка поняла бы, что угрозами с Шимейн не совладать.
— А я бы на твоем месте, Морриса, — ответила она со сдержанной улыбкой, — поберегла бы свою шкуру и не вредила слугам человека, за которых он, возможно, заплатит кругленькую сумму.
— Мы еще расквитаемся, Шимейн, помяни мое слово. Я тебя из-под земли достану, и ты еще пожалеешь, что не послушалась меня: после этого на тебя не захочет смотреть ни один мужчина!
В сдержанном голосе Шимейн зазвучал ледяной холод, от которого распутница невольно вздрогнула: