– Я давно не слышал как ты смеешься.
Муж, конечно же, не догадывался о причинах, и Беатрис ощутила легкое раскаяние.
– Побудь со мной еще немного, мне так не хватает тебя... – попросила она.
– С радостью, – де Эспиноса сел на кровать рядом с ней и осторожно обнял ее, привлекая к себе.
***
– Я вижу, что вы поправляетесь, донья Беатрис, – синие глаза Блада улыбались, хотя вид он сохранял сосредоточенный и серьезный.
– Благодаря вам, мистер Блад,– Беатрис своей улыбки не прятала: лихорадка отступала, и жизнь налаживалась.
– Без вашей силы и стойкости и я ничего бы не смог сделать, – возразил ей Питер. – Я знаю, что многие доктора укладывают рожениц на длительное время в постель, но по моим наблюдением, женщины из простонародья, вынужденные почти сразу после родов трудиться, оправляются быстрее. Вы можете пробовать вставать, – соблюдая осторожность, конечно. Надеюсь, что вскоре вы позабудете о ваших страданиях, как о ночном кошмаре.
– Что бы вы ни говорили о своем долге, мистер Блад, – неожиданно для себя выпалила Беатрис, – вы спасли мне и моему сыну жизнь. И я глубоко благодарна вам. И я не позабуду ни вас, ни того, что вы для меня сделали.
С минуту Блад молчал, о чем-то задумавшись, затем со вздохом сказал:
– Людская память разборчива, иначе нас всех бы отягощал слишком мрачный груз, – На его губах мелькнула едва приметная улыбка: – Ну что же, необходимости в дальнейших визитах нет. Всего вам доброго, донья Беатрис.
Беатрис смотрела на закрывшеюся дверь. Почему так бьется сердце? Причин для волнения нет... Прерывисто вздохнув, она села в кровати. Голова немедленно закружилась.
– Беатрис, сердечко мое, что с тобой?
Появившийся в эту минуту на пороге каюты де Эспиноса быстро подошел к ней.
– Все хорошо, Мигель, – она улыбнулась, чувствуя облегчение: его весьма своевременный приход помог ей преодолеть душевное смятение. – Я хочу встать.
– Это было бы очень неосмотрительно, откуда такая странная идея?
– Доктор... мистер Блад, считает, что движение пойдет мне только во благо.
Де Эспиноса свел брови, и Беатрис в очередной раз убедилась, что вынужденный принять помощь от своего врага, тем не менее, он не был особо расположен доверять англичанину.
Чтобы не спорить, она решительно спустила ноги с кровати и медленно встала. Она и не представляла, что настолько ослабела за эти дни, ноги дрожали, и пол куда-то проваливался, словно «Сантиссима Тринидад» угодила в шторм. Муж левой рукой обхватил Беатрис за талию, она выпрямилась, прижимаясь к нему, черпая в его надежных объятиях уверенность, и сделала шаг к приоткрытому окну.
– Ты совершенно не оправилась, – муж продолжал с беспокойством смотреть на нее.
– Нет, нет, я как раз слишком долго лежала, доктор прав.
Де Эспиноса с сомнением покачал головой:
– Пожалуй, теперь я должен оберегать тебя, чтобы ты не навредила себе. Пообещай, что не будешь вставать без меня.
– Да, Мигель, – она легко коснулась губами его щеки.
Они подошли к окну, и молодая женщина с наслаждениемвдохнуласвежий воздух.
«Это плавание никогда не закончится! Скорей бы Севилья! Тогда я обрету покой, ведь я там выросла...»
Смутное беспокойство тонкой струной звенело в ней, и она пыталась заглушить его, предпочитая думать о конечной цели их путешествия и ожидая встречи с городом, где прошли ее детство и юность, как ждут встречи со старым другом.
***
Прошла неделя, и караван достиг Азорских островов. Было принято решение сделать остановку на Терсейре, в гавани Ангры-ду-Эроишму.
Беатрис за эти дни окрепла достаточно, чтобы выйти на палубу. Она хотела попрощаться с англичанами. Хотя нельзя было сказать, что ей доставляло необычайную радость видеть донью Арабеллу, было бы вопиющей неблагодарностью избегать ту, которая, как позже признался ей Мигель, пришла предложить ей помощь своего мужа — и как оказалось – спасение.
К борту «Сантиссима Тринидад» уже подошли шлюпки чтобы отвезти пассажиров на берег. Беатрис увидела мистера Блада и его супругу. Дон Педро учтиво поклонился им, а донья Арабелла тепло улыбнулась. Беатрис улыбнулась в ответ и внимательно взглянула на мужа. Тот смотрел... странно, словно не знал, надо ли вообще замечать стоящего на палубе врага или шагнуть к нему, протягивая руку. И все же он склонил голову, а Беатрис опять почудились искры иронии в глазах дона Педро. Англичане спустились в шлюпку, и молодой женщине показалось, что дон Мигель вздохнул с облегчением. Весь день он выглядел задумчивым, но как будто бы невероятно тяжкий груз наконец-то свалился с его плеч.
А еще через десять дней «Сантиссима Тринидад» медленно вошла в Гвадалквивир. Галеон осторожно продвигался вперед. Беатрис обратила внимание, что река сильно обмелела за эти годы, и подумала, что весьма вероятно, скоро Севилья потеряет присущее ей на протяжении веков значение, уступив место быстроразвивающемуся Кадису. Но пока караваны продолжали приходить в ее порт. Беатрис с радостью узнавания всматривалась в очертания башен и куполов церквей Севильи, и словно возвращалась на семнадцать лет назад, в свою юность. Город медленно надвигался на них, и вот раздался лязг цепей, и с громким всплеском якоря ушли в мутную воду. Галеон вздрогнул и остановился: казавшееся нескончаемым путешествие завершилось.
***
Вечером, когда они уже устроились в отведенных им покоях богатого особняка дона Алехандро, Беатрис, вовсе не собиравшаяся что–либо выяснять, вдруг спросила:
– Почему ты назвал мистера Блада пиратом, Мигель?
Де Эспиноса вздрогнул, его лицо исказилось от гнева. Он молчал, и Беатрис, как всегда, успела пожалеть о своих любопытстве и несдержанности, полагая, что ответ вряд ли последует. Внезапно дон Мигель заговорил, глядя куда-то мимо жены:
– Потому что это так и есть, Беатрис... Когда-то я должен был рассказать все до конца, – он остановился, собираясь с мыслями, потом спросил: – Ты же помнишь тот разговор с доном Алонсо после ужина у де Ованды, свидетельницей которого стала?
– Да... Дона Диего убили англичане на Барбадосе... Поэтому ты их так ненавидишь?
– Диего убил английский пират по имени Питер Блад. Дон Педро Сангре... – с расстановкой проговорил де Эспиноса, и Беатрис изумленно распахнула глаза, не решаясь перебивать его.
– Впрочем он, кажется, ирландец. Оказавшись в западне, он устроил спектакль и принудил Эстебана участвовать в нем, угрожая расправиться с его отцом. Дону Педро Сангре удалось провести всех, но Диего умер, и я никогда не поверю, что этот пират отпустил бы их, как он заявил Эстебану. Я долго преследовал капитана Блада по всему Карибскому морю, а он, как заколдованный, всегда ускользал от меня. Потом я загнал его в ловушку, в Маракайбо, и ничто не могло помочь ему, – он говорил все громче и горячее: – Но словно сам дьявол шептал ему в уши! То, что он сделал тогда... не по силам обычному человеку...