Беатрис это вовсе не огорчало, ведь до сих пор ей не доводилось испытывать любовного томления — да даже достаточно сильного интереса к кому-либо из этих сеньоров, многие из которых смотрели на нее как... на цесарку, поданную к их столу. Впрочем, так уж не доводилось?
«Это не считается! Нет и еще раз нет!»
О любви дело и не шло, прежде всего от нее требовалось почитать своего мужа, но Беатрис виделась в этом какая-то неправильность. Возможно, виной тому было образование, которое вопреки традициям дал ей отец. А с некоторых пор духовник Беатрис начал настойчиво убеждать ее посвятить себя Господу и даже благословил ее помогать страждущим в больнице при женском бенедиктинском монастыре, находившемся в десятке лиг от Ла-Романы. Настоятельница, мать Агата, была справедлива и по-доброму относилась к ней, называя ее своей духовной дочерью. И Беатрис прекрасно осознавала, что рано или поздно, но сделать выбор придется, и отцовский дом, где она обладала определенной свободой, сменит дом мужа или обитель.
Время шло, монастырь становился неизбежностью. Во многом поэтому в прошлом году отец, скрепя сердце, дал согласие на бракИнес.Но Беатрис все еще не приняла решения. Отец не принуждал ее к этому, и онабыла благодарна ему.
– Сеньорита!
Размышления Беатрис нарушил звонкий голос ее служанки Лусии, которая вихрем ворвалась в патио и, подобрав юбки, бросилась к своей госпоже.
– Ой, что я вам скажу! Два галеона, что недавно ушли – вернулись!
Внутри Беатрис что-то дрогнуло, но ее голос прозвучал спокойно:
– Лусия, ты опять наслушалась сплетен на рынке?
– Да нет же, нет! — затараторила служанка, блестя темными как маслины глазами. – Я добежала до порта и видела их! Так что ваш почтенный отец наверняка будет вновь принимать тех знатных сеньоров!
Беатрис прерывисто вздохнула: неужто Господь услышал ее мысли — те, которые она скрывала от самой себя?
– Только знаете, еще что? – вдруг понизив голос, зашептала Лусия, не замечающая ее переживаний. – Корабли побывали в бою! Ох, неужели с тем молодым красивым сеньором приключилась беда? – служанка жалостливо свела брови.
Как ни старалась Беатрис справиться с собой, ее сердце забилось, будто она взбежала на один из высоких холмов, окружающих Ла-Роману. Но предметом беспокойства госпожи был вовсе не «молодой красивый сеньор», о котором сожалела служанка.
– Хватит болтать, Лусия! И не выдумывай, чего не знаешь!
Ударил колокол церкви Сантьяго.
– Поспешим, отец Игнасио непременно заметит, если мы опоздаем на мессу. Все выяснится, если знатные сеньоры соблаговолят почтить нас своим присутствием, а пока и говорить не о чем.
***
– Вы окажете мне честь, если остановитесь в моем доме, – сеньор Сантана церемонно поклонился посетителям, которых, сказать по правде, не ожидал увидеть снова.
Дон Эстебан с правой рукой на перевязи и доктор Рамиро, решившийся ненадолго оставить раненого, ответили ему не менее учтивым поклоном.
– Насколько тяжело ранен дон Мигель? – обратился сеньор Хуан уже к доктору.
– Клинок прошел совсем рядом с сердцем. Рана чрезвычайно опасна сама по себе, но к ней добавилась еще лихорадка, – Рамиро сокрушенно покачал головой. – За четыре дня, прошедших после ранения, дон Мигель пришел в себя только один раз — тогда он и высказал свое желание направиться в Ла Роману.
– Дон Мигель найдет здесь самый радушный прием, и я распоряжусь, чтобы вам предоставили все необходимое, сеньор Рамиро. – на лице Хуана Сантаны было написано искреннее огорчение.
Он был крайне польщен, что может оказать услугу гранду Испании, но вместе с тем его снедало любопытство.
...Когда три недели назад на рейде бросил якорь красавец «Санто-Доминго», весь городок был взбудоражен небывалым событием. А Хуан Сантана пришел в изумление, когда выяснилось, что его родич был дружен с представителем рода де Эспиноса. Узнав о смерти прежнего алькальда, дон Мигель опечалился, чего нельзя было сказать о сеньоре Хуане,который,напротив, был рад возможности свести полезное знакомство. Однако де Эспиноса был не очень-то настроен внимать сетованиям на тяготы жизни небогатого – а если бы не преждевременный уход кузена Ксавьера в лучший из миров, так и вовсе нищего идальго. И вдруг сеньор адмирал решил вернуться именно в Ла-Роману!
Дон Эстебан счел нужным пояснить:
– Ла-Романа – ближайшее поселение, которое можно назвать городом. Понимаете, сеньор Сантана, дон Мигель хотел бы избежать огласки... Дело деликатное... И я... мы благодарны вам...
– Понимаю, – кивнул тот, – у меня есть крытые носилки, подходящие для переноса раненого, так мы избежим лишних глаз. Но можно ли тревожить дона Мигеля?
Рамиро наклонил голову:
– При достаточной осторожности, не думаю, чтобы ему стало хуже.
– Я должен отдать распоряжения. Прошу вас, сеньоры.
Они вышли из кабинета и в конце коридора столкнулись с Беатрис. От слуг она успела узнать, что ее отец беседует с племянником дона Мигеля и доктором. Полный тревоги взгляд девушки упал на руку молодого де Эспиносы. С какими же новостями пожаловали внезапные гости?
– Беатрис, я должен тебе кое-что сказать, – Сантана приглашающим жестом указал на дверигостиной.
Войдя в гостиную, он негромко проговорил, обращаясь к дочери:
– Мы окажем гостеприимство дону Мигелю де Эспиносе. Он... нездоров.
Беатрис с тревогой взглянула на осунувшегося, постаревшего доктора Рамиро с воспаленными от недосыпания глазами.
– Что случилось? Дон Мигель ранен?
– Да,сеньорита Сантана, – ответил он.
– Дон Мигель не желает огласки, нужно настрого предупредить слуг, – добавил отец.
Окружающие Беатрис предметы потеряли четкость. Опустив голову, она закусила губы, чтобы удержаться от подступивших слез. Что с ней такое? Она отвернулась к окнам.
– Мы вернемся на «Санто-Доминго», чтобы все подготовить, — сказал Рамиро.
Дон Эстебан кивнул. Оба направились уже к дверям, когда девушка сказала:
– Отец, позвольте мне помочь в уходе за раненым. Сеньор Рамиро, ведь вам нужна сиделка? Вы на ногах едва стоите.
Сантана удивленно нахмурился, а Рамиро в замешательстве пробормотал:
– Но... как же можно, невинной девице...
– Монахини из ордена святого Бенедикта ухаживают за немощными в больнице монастыря. Большинство из них никогда не были замужем. А я уже много раз помогала им в этом богоугодном деле.
– Это правда, – вынужден был признать Сантана.
Впрочем, он не спешил соглашаться с доводами дочери.
– Меня вполне можно считать послушницей, — не отступала Беатрис, твердо глядя ему в глаза. – Но если у вас остались сомнения, я испрошу благословения у отца Игнасио.
На лице сеньора Хуана проступили следы внутренней борьбы. Рамиро выжидающе смотрел на него, а дон Эстебан нетерпеливо переминался на месте и, поколебавшись, Сантана наконец выдавил:
– Что же, я не возражаю, но только если отец Игнасио благословит тебя, Беатрис.
Сеньор адмирал
Беатрис Сантана предстала перед строгим взором своего духовника, обуреваемая непривычным для нее волнением. И причиной тому на этот раз была не только ее сострадательность к людским мучениям — будь то убогий нищий или служанка, обварившая руку на кухне, или даже муки бессловесных созданий Творца. Возможно, отец Игнасио тоже почувствовал это, потому что долго и пытливо смотрел в лицо Беатрис, словно пытаясь узнать мысли девушки или заглянуть ей в душу.
Ничего так и не прочитав в глазах сеньориты Сантана, он весьма неохотно дал ей свое благословение, заметив, что намерен регулярно навещать больного и разумеется, молиться за его душу — если Создателю будет угодно призвать ее к себе. Кроме того, он упомянул о грядущем празднике Непорочного зачатия, намекая девушке, что этот день как нельзя лучше подошел бы для пострига. Беатрис потупилась, не желая, чтобы священник увидел протест в ее глазах. По счастью, он принял это за смирение и отпустил ее с миром.