Из окна кареты Беатрис смотрела на вечерний Санто-Доминго. Густо-фиолетовые сумерки исподволь наползали из узких переулков, однако в последнюю ночь празднований Рождества Крестителя тьме было не суждено полностью овладеть городом: на всех площадях пылали костры, и процессии горожан с факелами в руках огненными ручейками растекались от церквей.
Алькасар-де-Колон*, резиденция наместника, представлял из себя зарево огней. В портшезах и каретах нескончаемым потоком прибывали приглашенные, площадь перед дворцом была запружена до предела, и слуги в парадных ливреях переругивались друг с другом, споря за более удобное место.
Дон Мигель велел Лопе остановиться чуть поодаль. Он вышел из кареты и подал жене руку. Пальцы Беатрис чуть подрагивали в его теплой ладони, и дон Мигель сжал их.
— Вы восхитительны, донья Беатрис, — он усмехнулся уголком рта. — К чему эти волнения? Почти всех приглашенных вы уже видели на свадьбе, а им останется лишь завидовать вашей прелести.
— Надеюсь, что окажусь достойна... имени де Эспиноса, — без улыбки проговорила Беатрис
— Безусловно, донья Беатрис, — также серьезно ответил дон Мигель.
Завидев адмирала, люди расступались, кое-кто почтительно приветствовал де Эспиносу, и тот кивал в ответ. Они неторопливо поднялись по ступеням широкой лестницы и вошли в ярко освещенный пиршественный зал, вдоль стен которого располагались длинные столы, сервированные изысканной посудой. С галереи звучала музыка, однако гул голосов рассаживающихся гостей почти заглушал ее. У противоположной стены, за установленном на возвышении главным столом восседал де Ованда. Он о чем-то беседовал с сидевшем по его правую руку седовласым мужчиной в простом черном камзоле без украшений, однако державшимся с достоинством принца крови. С другой стороны сидел священник с лицом аскета, одетый в черно-белую сутану доминиканцев.
Бросив взгляд на дона Мигеля, собеседник де Ованды нахмурился. Беатрис тоже покосилась на мужа и встревожилась: лицо у него стало напряженным, будто он шел не на званый ужин, а собирался вступить в поединок.
Де Эспиноса замедлил шаг и остановился: вот уж кого он совсем не ожидал увидеть, так это дона Алонсо де Лару. Значит, давний враг решил вернуться из Гаваны в Санто-Доминго! В последние годы их вражда поутихла — король Карлос слишком благоволил к адмиралу де Эспиносе. А впрочем, это не мешало дону Алонсо интриговать исподтишка. Кроме того, дон Мигель был уверен, что де Ованда непременно попытается извлечь выгоду из противостояния двух старинных семей. Вот и сейчас в сонных глазках наблюдающего за ними наместника мелькнуло злорадное любопытство. Де Лара преувеличенно учтиво наклонил голову, дон Мигель ответил тем же, затем вновь сжал пальцы жены, и повел ее к возвышению.
— Донья Беатрис Сантана де Эспиноса, моя жена.
— Дон Барталомео... — Беатрис присела в глубоком реверансе, затем выпрямилась, с большим интересом разглядывая де Ованду — полноватого мужчину средних лет с ухоженной волнистой бородкой и чувственными губами.
— Наслышан, наслышан... Добро пожаловать, донья Беатрис, — наместник изобразил подобие улыбки, затем обратился к дону Мигелю: — Признаться, вам удалось удивить меня, сеньор адмирал. Хотя теперь, увидев донью Беатрис, я лучше понимаю вас...
— Никто не ведает, какой путь уготовил для него Господь, — сдержанно ответил де Эспиноса.
— Воистину так, — согласился де Ованда, а доминиканец осенил себя крестным знамением. — И его величество дал свое разрешение на ваш брак, хотя, как мы знаем, это случилось уже после...
— Терпение его величества воистину безмерно, если он продолжает одаривать милостями подданного, который не однажды действовал наперекор воле Королевского совета, — не скрывая враждебности проговорил дон Алонсо. — Более того — в своем своеволии и прикрываясь благими целями борьбы с пиратами, заходил так далеко, что сам уподобился... — он перехватил ставший цепким взгляд де Ованды, и осекся.
— Дон Алонсо, не соизволите ли вы закончить вашу мысль? — с глухой угрозой в голосе спросил дон Мигель.
Кое-кто из приглашенных начал оборачиваться и вытягивать шею в надежде не пропустить ни слова.
— Сеньоры, сеньоры! — махнул рукой де Ованда. — Сейчас не время говорить о... разногласиях. Взгляните, сеньоре де Эспиноса скучно. Прошу вас, — и он приглашающе указал на свободные места за столом рядом со священником.
Слуга отодвинул стул Беатрис, и под взглядами доброй половины гостей она села, не зная, куда деваться от неловкости. Но гораздо сильнее ее беспокоили слова этого дона Алонсо и назревающая ссора. Она догадывалась, что неприязнь между ним и доном Мигелем возникла не вчера. Но до сих пор ей не доводилось задумываться, есть у ее мужа враги.
Слуги внесли первую перемену блюд — жаренное на вертеле мясо дикого быка. Одичавшие потомки животных, привезенные первыми европейцами, все еще в изобилии встречались в предгорьях Кордильера-Сентраль.В зале началось оживление, внимание приглашенных переключилось на еду. Перед Беатрис поставили блюдо с куском истекающего соком и жиром мяса. Она взяла вилку и тут же отложила ее в сторону: к горлу внезапно подкатила дурнота.
«Мне следует научиться лучше держать себя в руках...», — подумала Беатрис, украдкой поглядывая на непроницаемое лицо мужа.
Как будто только что не был брошен оскорбительный намек! Дон Алонсо не договорил. В чем можно обвинить адмирала де Эспиносу? В бесчестье? Но разве сам король не удостаивает его своим доверием? И отец непременно знал бы о таком. Вот только та история с женщиной, благодаря чему дон Мигель и оказался в Ла-Романе... Беатрис инстинктивно чувствовала присутствие мрачной тайны, но с другой стороны — а кто сказал, что там кроется нечто, пятнающее его честь?
«Мне просто не хочется докапываться до истины — сейчас, когда я только познала вкус счастья...» — призналась она себе. — «Ну и что в этом такого? Он мой муж и я люблю его...»
Тошнота прошла так же внезапно, и вместе с ней улеглась тревога, а приправленное острыми специями мясо оказалось необычайно вкусно. Затем последовала вторая перемена блюд, и Беатрис воздала должное искусству поваров де Ованды. К концу ужина хорошее настроение вернулось к ней. Музыка заиграла громче, гости понемногу разбредались по залам дворца. Де Ованда, вставая, вдруг обратился к Беатрис:
— Надеюсь, вам понравились кушанья, донья Беатрис.
— Благодарю вас, дон Барталомео, все было превосходно.
— Ну и замечательно, — хмыкнул наместник и окликнул кого-то: — Донья Леонора!
Проходящая мимо поразительно красивая женщина в темно-бордовом платье остановилась и склонила голову. Маркиза де Франкавилья — Беатрис вспомнила, что видела ее во время свадебного пира.
— Могу ли я поручить вашим заботам сеньору де Эспиноса? — продолжил наместник, — Она впервые во дворце. Нам же, увы, не взирая на праздник, нужно еще обсудить некоторые вопросы, не терпящие отлагательства...
— Почту за честь, дон Барталомео, — хрустальным голоском ответила маркиза.
— Напоминаю, что в полночь я устраиваю фейерверк, — добавил де Ованда.
— О, — на лице доньи Леоноры было написано восхищение, — вы так щедры...
Она перевела взгляд на дона Мигеля.
— Рад встрече, донья Леонора, — поклонился тот.
— Разделяю вашу радость, дон Мигель, — бесконечно любезно ответила та.
В глубине души Беатрис ощутила досаду: рядом с утонченной белокожей доньей Леонорой она казалась себе крестьянкой, только что вернувшейся с виноградника. К тому же она заметила неудовольствие, мелькнувшее во взгляде мужа — он явно не желал оставлять ее в обществе прекрасной маркизы. Однако донья Леонора уже увлекала ее прочь, щебеча при этом: