— Не тревожься, — терпеливо повторил он. — Ты моя жена и под моей защитой. Верь мне.
— Верю, — выдохнула она и прижалась к нему.
Нуньес Морено
июнь 1692 года
Нуньес прислушался, затем приоткрыл дверь кельи и выглянул наружу: в коридоре никого не было. Он аккуратно закрыл дверь и, подойдя к лежащему на полу монаху, принялся стаскивать с того рясу.
...Досыта хлебнув лиха у английских собак, он сумел-таки сбежать и, помытарившись еще несколько месяцев, добрался, наконец, до Санто-Доминго. По старой памяти заглянул в таверну Кривого Фернана и раскис, пустил пьяную слезу, вспоминая «Санта-Изабель» и Диаса... Сейчас Нуньес клял себя за то, что распустил свой язык. Эх, побратим, как бы не довелось с тобой вскорости встретиться. Что, горячи ли сковороды в аду?
Монашек был ниже и уже в плечах, но сгодится и так. Нуньес втащил его на кровать и, повернув спиной к двери, накрыл одеялом. Вроде жив, ну, одним грехом меньше. Нуньес натянул рясу поверх одежды и, надвинув капюшон так, чтобы тень падала на лицо, выскользнул из кельи. Скоро колокол прозвонит к вечерней мессе, и отец-настоятель непременно заметит пропажу одной овцы из своего пасомого стада. Не заплутать бы, ведь в эту обитель дьявола его доставили с мешком на голове. Сердце Нуньеса заходилось, но он заставил себя подражать неторопливой походке монахов. Это удавалось с трудом, покалеченная в бою нога при каждом шаге напоминала о себе.
…К нему подсел человек, одетый добротно, но не броско. Подсел и начал щедро подливать в кружку дешевого рома. Нуньес и сам не понял, как незнакомцу удалось вытянуть из него подробности последнего плавания. И про подслушанный разговор между капитаном Гонзалесом и благородным доном Диего де Эспиносой, чтоб их обоих черти в аду дрючили, и про то, что после капитан приказал снять с «Санта-Изабель» пушки. На галеоне остались только несколько легких кулеврин, а в трюме нашлось место для груза серебряных слитков. И про бой с английским фрегатом, и про то, что «Сан-Феллипе» показал им свою корму, оставив подыхать. И про то, как умирал Диас. Как бы вот только не оказалось, что повезло в аккурат побратиму, а не ему.
Пройдя по коридору, он спустился по узкой лестнице и, толкнув тяжелую дверь, едва слышно пробормотал:
«Благодатная Дева, радуйся...»
Он оказался в главном дворе монастыря. Только пересечь двор, и — свобода! Навстречу попались два монаха и Морено прогундосил единственное, что знал на латыни:
— Pax vobiscum...
Те переглянулись, и Морено обмер: а ну как он ляпнул чего неположенное? Однако потом один из них ответил, обходя беглеца:
— Et cum spiritu tuo.
Второй монах молча кивнул и пошел за первым. Это воодушевило Морено. Стараясь не хромать, он приблизился к воротам и произнес приглушенно, но более уверено:
— Pax vobiscum...
Брат-привратник смерил Морено недоверчивым взглядом:
— И тебе мира, брат мой. Куда это ты направил стопы свои? Что-то я тебя не разгляжу, как твое имя?
В наступающих сумерках привратник всматривался в Морено и не делал ни одного движения, чтобы открыть ворота. В горле у беглеца пересохло. Он совсем не подумал, что монахам требуется разрешение, чтобы покинуть обитель. Ощущая, как тело покрывается холодным потом, он закашлялся и схватился за грудь.
— А, это ты брат Ансельмо. Прости, не признал тебя по голосу. Опять хворь одолела? Лавка аптекаря еще открыта. Выпущу тебя, но поторопись, а то отец Сальвадор разгневается, — напутствовал его привратник, отодвигая щеколду калитки.
Нуньес закивал и пробормотал нечто неразборчивое, мысленно вознося благодарность неведомому хворому брату Ансельмо.
Свернув на узкую, плохо освещенную улицу, он привалился к стене. Ноги не держали, Морено хватал ртом воздух, не веря своему счастью: он вырвался! Сколько же времени он провел в монастыре? Больше года! Он потерял счет дням, и лишь по доносившимся отголоскам песнопений понимал, что служат очередную праздничную литургию.
Немного отдышавшись, он прикинул, в какой стороне находится порт и поковылял по ведущий под уклон улочке, порываясь перейти на неуклюжий бег. Благо, что на чертовом Барбадосе его все-таки взялись лечить. Доктор был осужденным бунтовщиком и несомненно — еретиком, но ногу спас, и Нуньес дал себе зарок когда-нибудь поставить свечку за его заблудшую душу.
…Незнакомец уговорил Нуньеса идти с ним, посулив златые горы. Он был доверенным человеком дона Алонсо де Лары и сказал, что злоключения выжившего моряка с «Санта-Изабель» заинтересуют его господина. И Нуньес поверил, что Удача ему улыбнулась. А ведь он и прежде уже закаивался трепаться о делишках благородных донов... Ничему-то его жизнь не научила!
Дон Алонсо внимательно выслушал Нуньеса. Его в самом деле заинтересовал разговор двух капитанов, а еще более — налет на Барбадос дьяволов дон Диего. Да уж, тогда Нуньес полагал, что спасен, а это было лишь преддверие настоящего ада... Впрочем, описание ужасов плена интересовало дона Алонса куда меньше. Остановив Морено, он предложил тому свое покровительство, уверяя, что сведения необычайно важны, но нужно выжидать. Разумеется, выходить из дома Морено запрещалось — для его же безопасности...
Ему почудились шаги, и он резко обернулся. Никого, но Нуньес кожей ощущал чужой взгляд. Он неторопливо дошел до угла и, метнувшись в нишу, образованную стенами двух домов, затаился. Кровь бешено стучала в висках. Минута текла за минутой, но никто так и не прошел мимо. Ударил колокол монастыря, собирая прихожан на мессу. Надо спешить! Нуньес сбросил с себя рясу, скомкав, сунул ее в темноту и выбрался из ниши. Главное — попасть в порт. В подкладке куртки он нащупал перстень. За настоящую цену его не сбыть, но на первое время хватит. Когда он еще гостил в богатом особняке дона Алонсо, словно кто-то подсказал ему стянуть драгоценную побрякушку, а теперь перстень поможет ему затеряться.
...Благородный дон не заметил пропажу, а вскоре и вовсе изменил свои планы относительно Нуньеса Морено. Однажды в отведенную тому комнатушку ворвались слуги, его оглушили, натянули на голову мешок и привезли в монастырь францисканцев. Впрочем, Морено далеко не сразу узнал, где именно очутился. Он часто думал о побеге: раз дон Алонсо не отпустил его, значит он все еще был ему нужен. А кто сказал, что затем он из разряда важного не перейдет в разряд мертвого свидетеля? Поначалу его усиленно стерегли, но постепенно бдительность францисканцев ослабла. Однако святые братья, принося ему еду, все равно заходили в келью по двое. Вплоть до сегодняшнего вечера. Увидев на пороге кельи одного, хилого на вид монаха, кротко взирающего на него, Нуньес не колебался, и, выбрав момент, когда монашек отвернется, огрел его табуретом по голове...
Улочка вильнула и перед Нуньесом открылось темное море. Приветливо мерцали кормовые огни стоящих на рейде кораблей, на мостовую падал свет из распахнутых дверей припортовых таверн. Нуньес облегченно перевел дух. Он сбежал из английского плена, даст Бог, выберется и из этой передряги!
***
— Дон Мигель...
На пороге кабинета переминался с ноги на ногу Лопе и вид у него был весьма удрученный.
– Что такое, Лопе?
Да Варгос подошел к столу и негромко заговорил:
— Я допустил непростительную ошибку. Тот человек, Морено, которого вы велели найти...
— Говори!— бросил де Эспиноса, в упор глядя на него.
— Я нашел его, но... он мертв.
Де Эспиноса втянул воздух сквозь сжатые губы и откинулся на спинку стула:
— Его убил ты?
Лопе отрицательно мотнул головой.
— Люди дона Алонсо?
— Не думаю. Скорее — случайность, — да Варгос позволил себе кривую ухмылку, поняв, что де Эспиноса не спешит обрушивать на него свой гнев.
— Надо же... прошло два года. Как тебе удалось?