К борту «Сантиссима Тринидад» уже подошли шлюпки чтобы отвезти пассажиров на берег. Беатрис увидела Блада и его супругу. Дон Педро учтиво поклонился им, а донья Арабелла тепло улыбнулась. Беатрис улыбнулась в ответ и внимательно взглянула на мужа. Тот смотрел... странно, словно не знал, надо ли вообще замечать стоящего на палубе врага или шагнуть к нему, протягивая руку. И все же он склонил голову, а Беатрис опять почудились искры иронии в глазах дона Педро. Англичане спустились в шлюпку, и Беатрис показалось, что дон Мигель вздохнул с облегчением. Весь день он выглядел задумчивым, но как будто бы невероятно тяжкий груз наконец-то свалился с его плеч.
А еще через десять дней «Сантиссима Тринидад» медленно вошла в Гвадалквивир. Галеон осторожно продвигался вперед. Беатрис обратила внимание, что река сильно обмелела за эти годы, и подумала, что весьма вероятно, скоро Севилья потеряет присущее ей на протяжении веков значение, уступив место быстроразвивающемуся Кадису. Но пока караваны продолжали приходить в ее порт. Она с радостью узнавания всматривалась в очертания башен и куполов церквей Севильи, и словно возвращалась на семнадцать лет назад, в свою юность. Город медленно надвигался на них, и вот раздался лязг цепей, и с громким всплеском якоря ушли в мутную воду. Галеон вздрогнул и остановился: казавшееся нескончаемым путешествие завершилось.
***
Вечером, когда они уже устроились в отведенных им покоях богатого особняка дона Алехандро, Беатрис, вовсе не собиравшаяся что–либо выяснять, вдруг спросила:
– Почему ты назвал мистера Блада пиратом, Мигель?
Де Эспиноса вздрогнул, его лицо исказилось от гнева. Он молчал, и Беатрис, как всегда, успела пожалеть о своих любопытстве и несдержанности, полагая, что ответ вряд ли последует. Внезапно дон Мигель заговорил, глядя куда-то мимо жены:
– Потому что это так и есть, Беатрис... Когда-то я должен был рассказать все до конца, – он остановился, собираясь с мыслями, потом спросил: – Ты же помнишь тот разговор с доном Алонсо после ужина у де Ованды, свидетельницей которого стала?
– Да... Дона Диего убили англичане на Барбадосе... Поэтому ты их так ненавидишь?
– Диего убил английский пират по имени Питер Блад. Дон Педро Сангре... – с расстановкой проговорил де Эспиноса, и Беатрис изумленно распахнула глаза, не решаясь перебивать его.
– Впрочем он, кажется, ирландец. Оказавшись в западне, он устроил спектакль и принудил Эстебана участвовать в нем, угрожая расправиться с его отцом. Дону Педро Сангре удалось провести всех, но Диего умер, и я никогда не поверю, что этот пират отпустил бы их, как он заявил Эстебану. Я долго преследовал капитана Блада по всему Карибскому морю, а он, как заколдованный, всегда ускользал от меня. Потом я загнал его в ловушку, в Маракайбо, и ничто не могло помочь ему, – он говорил все громче и горячее: – Но словно сам дьявол шептал ему в уши! То, что он сделал тогда... не по силам обычному человеку...
Молчание — тяжкое, почти осязаемое воцарилось в небольшой гостиной, погруженной в предвечерние сумерки. У Беатрис от невероятности услышанного захватило дух. Безукоризненно вежливый мистер Блад, превосходный врач и супруг утонченной доньи Арабеллы — пират?! Разумеется, она знала о бесконечных нападениях английских и французских пиратов на испанскиекорабли и поселенияв Новом Свете, и скорее всего, имя Питера Блада кто-то да и упоминал в ее присутствии, несмотря на то, что в захолустной Ла-Романе никогда ничего не случалось. Но образ кровожадного морского разбойника никак не вязался с полным достоинства и благородства сеньором, коим несомненно был дон Педро, и ей казалось невероятным, что его чуткие сильные пальцы когда-то сжимали рукоять абордажной сабли, что он увлекал орду пиратов на захват имевшего несчастье повстречаться с ним корабля, отнимая жизнь, а не спасая ее. И тем не менее, это было так. Она вспомнила ореол властной силы, исходящей от мистера Блада – в его взгляде и в оттенках голоса, в скупых и точных движениях...
– Но, – робко спросила Беатрис, — тогда почему...
– Почему я не вызвал его во время плавания? Или просто не воспользовался моментом, чтобы отомстить? – губы мужа кривились, но Беатрис не осмелилась бы назвать это улыбкой: – Однажды... он уже был в моих руках, и между нами состоялся поединок. Божий суд, – он замолчал, затем глухо закончил: – Это было самое сокрушительное поражение дона Мигеля де Эспиносы...
В голове Беатрис события начали связываться между собой – миссис Блад, спасенная доном Мигелем с какого-то разбившегося корабля и ставшая его пленницей, его тяжелое ранение... Так значит, вот когда состоялся Божий суд! Но слова, вырывавшиеся у мужа в бреду, до сих пор не имели объяснения.
– В Ла-Романе, – ей было мучительно трудно назвать это имя, но она собралась с духом: – Когда вы говорили о... донье Арабелле...
Его глаза сверкнули:
– Беатрис! – резко произнес он, – Именно тогда я и сказал, что это не должно волновать тебя!
Они вновь замолчали. Беатрис вздохнула, подавляя обиду: она была задета резким тоном мужа, но Мигель впервые опустил щит, надежно скрывавший его душу, позволяя давней боли выйти наружу. Молодая женщина поднялась со стула и, подойдя к мужу, осторожно положила руки ему на плечи. Он накрыл ее руки своими ладонями и тихо проговорил:
– Когда я сказал, что судьба странно играет нами... Увидев Питера Блада, я решил, что Небо желает испытать меня. А потом он спас тебя и маленького Диего. И тогда я понял, что мне не важно, кто судил нам встретиться, лишь бы ты оставалась со мной. Ведь иначе и моя жизнь потеряла бы смысл.
Часть четвертая. Кинжал дона Эстебана
Прошлое настигает неожиданно: кинжал молодого повесы не мог просто так пылиться на полке
Роковая находка
октябрь 1698, Эль-Ферроль
Порывы ветра бросали в окна не капли, а целые пригоршни воды. Где-то хлопнула плохо закрепленная ставня, и послышался звон разбитого стекла. Беатрис подняла голову от шитья и прислушалась — из правой части дома донеслись голоса, а значит, рачительный управляющий уже знает о досадном ущербе.
Беатрис вздохнула. Она думала об «Архангеле», не вернувшемся до начала шторма в порт. Днем она выходила на каменный мол, содрогающийся под ударами рассвирепевшего океана, который обрушивал один пенный вал за другим в попытке уничтожить сооруженную человеческими руками преграду, а затем — пойти войной на сушу. Она долго стояла на треплющем ее одежду, пронизывающе-холодном ветру, но в серой пелене дождя не было видно ни одного паруса. Под вечер шторм перерос в настоящую бурю.
«Мигель — опытный моряк, наверняка он заметил признаки непогоды, и корабль находится в безопасной бухте. Тем более, что плавание предполагалось вдоль побережья. Я напрасно тревожусь — а я ведь тревожусь!»
Беатрис снова вздохнула. С той роковой ночи ее общение с мужем сводилось лишь к обсуждению того, что касалось детей или хозяйства. Впрочем, разговоры они вели не часто. А две недели назад, накануне ухода Мигеля в плавание, она вдруг обратила внимание, как осунулось и постарело его лицо и запали глаза...
...Война закончилась осенью 1697 года, но долгожданный мир не принес Испании облегчения. Времена наступали безрадостные: его величество Карлос Зачарованный упускал из слабеющих рук последние нити, связывающие его с реальностью, а вместе с этим закатывалась звезда прославленного адмирала де Эспиносы. Практически сразу дон Мигель оказался не у дел и почувствовал, что задыхается среди интриг и фальшивых улыбок придворных, подобно грифам слетевшихся в предвкушении скорой смерти короля. Леность, небрежение долгом и запустение царили повсеместно и приводили его в ярость.