— Не знаю, — он разозлился. — Может, серьезность намерений?
Я потерла лоб. Между нами назревала непонятная ссора, и не могла уловить ее корни. А ведь утро так здорово начиналось, воистину, слова и разум, привычка все как-то обозначать — вселенское зло.
— Это просто секс, — выдохнула, наблюдая за начавшимися подниматься мелкими пузырьками.
— Давай встречаться.
Поперхнувшись воздухом, я рассмеялась:
— Романов, мы много лет дружим, а теперь живем вместе. К списку добавилась и постель, в которой нам обоим хорошо. Давай просто жить, просто продолжать и не навешивать никаких ярлыков на все то, что между нами происходит. Оставим все так, как есть, и не станем перетирать этому кости. Идет?
Он молчал, затих. Чувствовала затылком его пронзительный взгляд. За это время успела выключить газ и осторожно сцедить для него кофе. Поставила кружку на стол перед ним.
— Если тебе так легче, то идет, — наконец произнес, взглянув мне в лицо.
В серых глазах — непривычная жесткость, захотелось убрать ее. Наклонившись, отвела волосы с его лба, поправила торчавшие пряди и с нежностью поцеловала, погладив колючие щеки.
— Все будет хорошо, не надо нам ничего обсуждать, — прошептала в его губы.
Лекс дернул меня за бедра, усадив на свои колени, и мы продолжили страстно целоваться, пока ставший интенсивным запах выпечки не отвлек меня.
***
— Какие у тебя планы? Помочь с поиском работы? — спросил Романов, вручив мне все еще прохладную бутылку минералки, поцеловал в плечо.
После завтрака и совместного душа (со всеми вытекающими, хотя и было тесно, зато это еще больше распаляло) Лекс предложил поехать искупаться на озера. Мне не хотелось, понимала: наши местные пляжи весьма и весьма далеки от красот и комфорта испанских курортов. Согласилась только ради Романова. В конце концов, его близость и компания сотрут все неприятные впечатления.
Что ж, мне и правда не понравилось. И не пожалела, что нет купальника (пришлось надеть топ без лямок и шортики), лезть в эту воду желания не было. Зато Лекс устроил грандиозный заплыв, заставив переживать за него, а вернувшись, начал потрошить собранную нами сумку с напитками и едой.
— Я даже не знаю…. — ответила, вглядываясь в даль.
Хотя на что тут смотреть? Плоскую водную гладь, зелень, наводящую уныние, подчеркивающую скучный равнинный пейзаж да белеющие на другом берегу многоэтажки — уродливый и инородный элемент среди а ля дикой природы.
Но Лекса все устраивало, и его приподнятое настроение, широкая яркая улыбка, отражавшаяся и в глазах, исподволь передавались и мне.
— Ясно пока одно: продавцом-консультантом я больше быть не хочу, — заявила, покачав головой. — До сих пор не понимаю, как можно гробиться на работе по девять-двенадцать часов в день и быть довольным своей жизнью? Это ж мрак.
— Ну знаешь, — протянул он, расправившись с бутербродом, — наши родители так жили, и были даже счастливы.
Меня передернуло. Вспомнила своих родителей, домашнее хозяйство, сестру, которая всего-то на два года старше, но уже сейчас выглядела на все сорок: неухоженная, опустившаяся, погребенная под заботами о трех детях, муже, птице и свиньях.
— Тут секрет прост, — объяснил Романов, настойчиво протягивая мне бутерброд. Пришлось взять его, но ветчину и сыр отдать парню, оставив лишь огурец. — Если найти дело по душе, то рабством это перестанет восприниматься.
— Вот только не говори, что менеджер отдела — это дело твоей души, — хохотнула я.
— Не скажу, — улыбнулся лукаво, теплые серые глаза сияли, глядя в мои. — Но у меня другой секрет.
— Какой?
— Немного философский. Я работаю, чтобы потом, вернувшись домой, как следует отдыхать. Быть собой, играть любимое, смотреть видео и фильмы, куда-нибудь выходить с тобой…
— А в последние месяцы, с тех пор как ты перебралась ко мне, приятностей только прибавилось. Не представляешь, как я счастлив, — прошептал, придвинувшись ближе, обняв за талию. Нежно поцеловал в висок, скулу, замер у губ.
— Лекс…
Бутерброд я отложила, обняла парня за плечи. Его кожа была влажной и прохладной после купания, пахла солоноватым солнцем. И тот же привкус был у настойчивых губ. Осторожно уложив меня на покрывало, он продолжил целовать, чувственно, дразняще медленно, так, что ощутила: просто сгораю, снова сильно хочу его.
Громкие хлопанья крыльев каких-то птиц и звук мотора машины, которая, возможно, направлялась сюда, вернули в реальность. Мы снова уселись, и я, поправив волосы, вновь задумалась над вопросом, который Романов задал в начале этого разговора.
— Идеальным для меня был бы фриланс, — вздохнула, сделала несколько глотков минералки. — Только какой? Чем могу и хочу заниматься? Голова просто пухнет.
Я помассировала виски.
Ненавижу все это! Треклятые проблемы, необходимость зарабатывать деньги, искать выгоду, чтобы быть свободной и иметь все, что захочу. Как жаль, что невозможно застыть в этом мгновении: пусть убожество, но вполне приветливый пляж, нагретый влажный воздух, пахнущий острой озерной свежестью, насыщающий кровь и легкие, Лекс рядом, ненавязчиво ласкающий бедро, улыбающийся…
— Возьми перерыв в пару дней, отдохни, — он снова поцеловал меня в плечо, шею. — Можешь и вовсе отправиться на поиски себя, записаться на курсы какие-нибудь… Можно и вовсе не работать, я достаточно получаю…
Разозлившись, обхватила ладонями его лицо, впилась в глаза свирепым взглядом:
— Твоей содержанкой я не буду. И на работу устроюсь. Все, давай поставим точку.
Спокойный Романов осторожно убрал мои ладони со своего лица, поцеловал каждую в середину, а потом крепко обнял.
— Пойдешь со мной купаться? — спросил через минуту.
— Не хочу. Иди один, только умоляю, никаких получасовых заплывов, иначе у меня будет истерика.
Он рассмеялся.
***
То, что наши с Романовым дружеские отношения преобразовались в любовные, воспринималось весьма органичным следствием. Так же легок, понятен и объясним факт прихода лета вслед за весной или заката вслед за восходом.
Нежные и страстные прикосновения, откровенные ласки, поцелуи, флирт, интимные поддразнивания, та самая близость, которая возникает только между идеально подходящими друг другу сексуальными партнерами, — все это буквально на следующие сутки улеглось в сознании как нечто, существовавшее всегда. Большую часть дня мы провели в постели (решили, что диван Лекса намного шире и удобнее кровати в моей комнате, и выбрали его), побывали на кухне, чтобы совместно приготовить отбивные и греческий салат, много болтали, шутили, смеялись…
Потом в нашу идиллию вмешались трудовые будни Лекса. И вот тогда осознала: работу я сильно ненавидела, но она спасала, рождала иллюзию контроля, мысль, что постепенно продвигаюсь вперед, к цели. Пока по десять часов торчала в этом проклятом бутике, а потом отдыхала, приходила в себя, не требовалось оставаться тет-а-тет со своей жизнью, покатившейся к черту, а вовсе не вперед. Теперь же мало того, что будто бы вернулась на старт, обнулив все заработанные очки, так еще и не покидало ощущение тесного кокона, в которой меня поместили. Да, я получила свободу, но она равнялась плену.
Раньше, пока была с Решетниковым, так же обладала массой свободного времени. Которое с удовольствием тратила в салонах, СПА, на массаже, пилатесе, у косметолога, в магазинах, за изучением каталогов модных новинок, бассейне. Молчу уже про танцы с Лексом три раза в неделю, встречи и вылазки с ним во всякие интересные места, курсы испанского (решила изучить, подумывая перебраться в Испанию). Сейчас мне ничего не было доступно. Наглядное доказательство: хочешь быть самой собой, счастливой и удовлетворенной — имей много денег!