– Ты этот, романтик что ли? – хихикал Костя. И гости его тоже хихикали и жадно тянули губами дым из кальяна. – В нашем возрасте это неприлично. Любит он. Надо иметь. И не одну…
Костя сжал кулак, словно стискивал в пальцах волосы пойманной им на какой-то неведомой Сашке мужской охоте женщины, которую собирался иметь.
– Доимелся уже, - расхохотался кто-то. – Квартиру-то она у тебя не отсудит?
– Перебьется…
– А дети? – спросил Сашка, чувствуя, как что-то, похожее на ком горячей ваты, разбухает в горле, не давая говорить.
– А что дети? Я им отец, - усмехнулся Костя. – Это, брат, любовь, которую не вырвешь. Хоть сто раз распрекрасного мужика она себе найди, спортсмена-разрядника, чтоб буй стоял и утки плыли… Но чужую семью не своруешь. Детям Я отец. Да, вот такой я потаскун.
Костя, пьяно покачивая головой, развел руками: вот, мол, я, каков есть, хочешь принимай таким, хочешь – вали.
– А все равно отец…
Сашка ушел тихо. Костя все еще вещал, сидя в кругу друзей, и не заметил, как школьный товарищ вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Может, на утро и не вспомнил, что зазвал его в гости…
А Сашка пришел домой, упал на постель и долго лежал, прислушиваясь к ночной тишине, дальнему лаю собак и шуму редких машин.
– Судьба, - повторял он себе. – Если судьба, значит, так и быть. А если нет – пусть будет счастлива. Пусть будут счастливы с ним, обе.
Маленький страшный вампир
Лиза была счастлива. Пока Марина напряженно смотрела, как Сашка устраивает их сумки поверх кованой калитки в багажнике, белокурая кнопка уже забралась в детское кресло и возилась с ремнями, собираясь во что бы от ни стало пристегнуться сама.
– Ну что вы там копаетесь? – крикнула она, поймав Сашкин взгляд в зеркале заднего обзора. – Зоопарк закроют.
– Уже закрыли, – усмехнулся Сашка. – Откроют завтра. А ты нормально выспишься в гостях и утром пойдешь в свой зоопарк.
– И зевать будешь от интереса, а не от усталости, – подхватила Марина, пытаясь улыбнуться. Ей было явно не по себе.
Сашка и сам не знал, как ему удалось уговорить их поехать вечером. Пусть до столицы два с небольшим часа пути, но они все-таки формально чужие люди и не виделись больше двенадцати лет. Может, за это время Сашка стал маньяком? Или машина сломается и Марине с Лизой придется ночевать в поле со, считай, незнакомым мужчиной.
Все эти мысли легко читались по лицу Марины, но Сашка был слишком счастлив от того, что получилось их уговорить на совместную поездку, чтобы позволить этим сомнениям испортить себе настроение.
Она, Марина, сделала его крылатым. И он жил на земле, мучаясь от этих дурацких крыльев, двенадцать лет, и теперь хотел лететь. Лететь по шоссе, глядя в зеркало заднего вида, как Лиза болтает ногами в детском кресле и крутит кудрявой головой.
Он хотел быть с ней. С Мариной. Пусть два часа. Пусть только в машине. Пусть только попутчиком. Но быть – частью ее жизни.
Он этого ощущения захватывало дух, словно предчувствие обещало Сашке что-то особенное, важное, судьбоносное.
Пока они выезжали из города, ему не было необходимости говорить. Лиза вертелась по сторонам, спрашивая, не живет ли кто знакомый в мелькавших за окном домах. Марина вспоминала каких-то давно потерянных подруг, забытых знакомых, дальних родственников. И внезапно оказалось, что большую часть из них Сашка тоже помнит. И память горчила в горле, заставляя припоминать и то, чему не было сейчас места в его машине, воскрешая призраки того времени, когда он был слишком мал и глуп, чтобы удержать Марину.
– А здесь раньше жила тетя Лена, у которой мы будем жить в Москве. Ты помнишь, Саша? Она устраивала мой выкуп…
Сашка промолчал, стиснув пальцами руль. А Марина смутилась, опустила голову, жалея о том, что сболтнула лишнего.
Та последняя встреча легла далекой осень между ними, словно незримая граница. Словно Сашка проиграл тогда красавцу-Ситникову необъявленную войну и – какое поражение без контрибуций – отдал часть себя, добровольно отгородил, отрезал по живому, запретив себе думать о той, которую любил.
Лиза пустилась в рассказы о тете Лене. О том, что квартира у тети маленькая, и что тетя Лена вредная и никогда не дает Лизе играть на пианино, зато в маленькой квартире живет большой пушистый кот Грызло.
– Полуперс, – пояснила Марина, все еще глядя не на Сашку, а на свои сложенные на коленях стиснутые в замок руки. – Он очень кусачий.
– А меня он никогда не кусает, – с гордостью объявила Лиза. – Потому что, когда мне было три года, а Грызлику только год, я сама его укусила. Прямо за ногу. И теперь тетя Лена меня не любит, зато Грызлик никогда не кусает. Боится, наверное, что опять его укушу.