– Да?
– Извините, Александр Ефимов?
– Да.
– Это из больницы вас беспокоят. Ваш отец… исчез из отделения. Мы не знаем, как так получилось. Извините, мы…
Послышались какие-то шорохи, сдавленный вздох.
– Что? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не броситься вон из дома. Где теперь искать отца? Куда он мог пойти в другой части города, без денег и документов?
– Нашелся ваш родитель. Извините еще раз, но это… ни в какие ворота не лезет. Думаю, вам стоит приехать, чтобы мы обсудили ситуацию.
– Что с ним?
– Он… сильно пьян. Сами понимаете, правила…
Сашка понимал. Он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он закинул миску с фаршем в холодильник, выключил кастрюли на плите, не чувствуя вкуса, сжевал полбулки, запив водой из-под крана, наскоро переоделся в свежую рубашку и, все еще голодный и злой, собрался снова рвануть в больницу.
Окрик дверного звонка застал его на пороге, держащимся за ручку двери.
За дверью обнаружился Ситников. Недовольный, он сунул Саше в руки переноску с котенком, так что слышно стало, как Судьба ударилась боком о стенку.
– Значит, вот ты какой, «друг детства», – сказал он, грозно наступая на Сашку. – А не слишком молод? Маринка тебя что, в пеленках нянчила, а, друг? Забирай своего паршивого кота и чтобы я тебя больше не видел около моей жены и ребенка, а то, помяни мое слово,…
Он поднес к Сашкиному носу сжатый кулак. Саша осторожно поставил сумку с кошкой на пол, а потом, не говоря ни слова, двинул Ситникову в челюсть. Тот отступил, едва не рухнув через порог. Сашка подхватил его за ворот, прижал к стене. Видимо, лицо было страшное, а хватка железной, потому что Ситников затих, в глазах его плескался испуг.
– Мне нужно в больницу к отцу, – сказал Сашка ровным голосом. Медленно отпустил Ситникова. Тот принялся преувеличенно тереть ладонью горло и трогать другой ушибленную челюсть. – Я друг детства. Только не ваш. Так что в следующий раз кулаками махать не советую. Нехорошо может получиться.
– Урод! – выкрикнул тот, надеясь, что услышат соседи. – Не смей приближаться к моей жене и дочери! Не посмотрю, что ты амбал… И про больного отца кому другому рассказывай!...
Ни капли
В больнице Сашка пробыл до вечера и так вымотался, что совершенно забыл про Ситникова, а то, что оставил дома телефон, обнаружил часа через полтора бесконечных разговоров с врачами в отделении, старшей медсестрой и множеством других людей, которые считали своим долгом высказать ему, каким чудовищем становится его отец, когда выпьет. Раздав нужное количество шоколадок, денег и обещаний, улыбаясь до боли в скулах, Сашка уговорил оставить неудобного пациента хотя бы на пару дней, в платной палате.
– В бокс меня хотят запереть, гады, – ворчал отец, глядя куда-то сквозь Сашку, на ненавистных медиков. – Говорят, алкаш я, сына, алкаш. А я страдаю. У меня вот тут знаешь как болит…
И он ударял себя в грудь кулаком. Звук получался неприятно гулкий. Щеки отца, обметанные серой щетиной, мелко тряслись.
Сашка, выжатый до предела, стоял, опершись на стену у двери, и пытался вспомнить, что любит отца. Но воспоминание все никак не приходило. Словно сломалось что-то, выключилось. Не удавалось вспомнить родителей вместе, счастливыми. Словно стыдно было вызывать образ мамы в эту вымытую белую палату, где на кровати сидел, комкая горстью на груди рубашку, похожий на отца человек с загипсованной рукой, поседевший, серый и злой.
– Что ты смотришь, Саня? Думаешь, от счастья, от хорошей жизни я пью? Я любил ее… Как я ее любил…
Отец покачал головой, жалея себя и словно бы не веря, что способен он на такую любовь, как была у них с мамой.
– Не говори о ней. Лучше завязывай пить, –спокойно сказал Сашка, и удивился, как ровно прозвучал голос. – Ей было бы…
– Противно, хочешь сказать? Противно смотреть на меня сейчас? – вскипел отец.
– Ей бы было очень больно, – договорил Сашка. И от этих слов что-то заныло, заболело внутри. Маме и правда было бы очень больно. Оттого, что оба они с отцом – не пришей кобыле хвост. Два одиноких сбившихся с пути бестолковых мужика.
– Больно? Да она умерла и бросила меня. Ей-то там спокойно, на кладбище… А мне тут без нее – каково?!
Сашка в два широких шага приблизился, навис над отцом. Захотелось схватить его за плечи и тряхнуть, вытрясти из этого серого дядьки того, кого он любил, словно из мешковины.
– Не смей.
Отец притих, посмотрел опасливо, двинул на попятную.
– Ну что ты, Саня, что? Сболтнул лишнего… Плохо мне без нее. Но я завяжу, как есть, вот клянусь тебе сейчас ее именем, завяжу. Вот скажи мне сейчас: папа, хочу, чтоб ты перестал пить, и я завяжу. Потому что кроме нее и тебя у меня ближе… никого… теперь… только ты, Саня…