– Ты ненормальный. После такого отношения к самому себе, я не понимаю, как можно удивляться презрению со стороны всего мира…
– Ты знаешь, что это не так. Это меня все презирают и не замечают, – я начал сбавлять тон и говорить с самим собой спокойней прежнего.
– Слушай, тебе не надоело ещё?
Я удивлённо замолчал, выжидая, что скажет мой единственный собеседник.
– Ты никогда не проводишь параллель между собой сегодняшним и вчерашним…
Допустим. И что дальше?
– Ты не вспоминал те далёкие дни, до знакомства с ней? Ты забыл, что был душой компании и с любым человеком мог найти общий язык?
Не стоит ворошить прошлое. Это не повлияет на ход настоящего…
– Если не оглядываться назад, то никогда не удастся понять свои ошибки…
Ты хочешь, чтобы я ностальгировал о ещё более далёком прошлом?
– Неужели так сложно меня дослушать?
Ты несёшь какую-то чушь, которая мне безразлична…
– Может, уже прекратишь?
Что именно прекращу?
– Выстраивать защиту от окружающего себя мира, подобно Набоковскому Лужину. Ты не персонаж, придуманный автором, чей портрет висит над твоей кроватью. Ты это ты, Михаил Морковкин.
– Не произноси мою фамилию вслух! Никогда! – надрывал я глотку. – Зови меня иначе. Например, Михаил М.
– Что ж, простите, почитатель Кафки. Для полной картины не хватает только «Билли, двадцать три в одном» или хотя бы портрета Киза, – сознание ненадолго замолчало и сделало вывод. – Твоя крыша давно улетела за пределы стратосферы.
– Замолчи! Прошу! – задрожал мой голос.
И вот, тишина…
Кажется, теперь даже мой единственный собеседник покинул меня. Впрочем, надеюсь, это к лучшему…
Эх, сейчас бы позвонить ей, как в старые добрые времена…
– Вот ты и ностальгируешь о прошлом. О том, чего нельзя вернуть. Куда ты позвонишь?
А почему я не могу ей позвонить?
– Ну, она мертва, парень…
Знаешь, что…
– Весь во внимании.
– Достал! – застонал я, поднимаясь с кровати, чтобы перебраться поближе к запыленному экрану своего плеера.
Пожалуй, лучший способ заглушить одиночество – слушать музыку.
– «Заглушить» не означает «победить».
– Прошу, отстань, – спокойно попросил я, включая песни, в смысл которых никогда не вслушивался.
– Чего ты добиваешься? Может, скажешь, что хочешь на самом деле? Тебе давно нужно выговориться.
– Нет! – я продолжал не верить в происходящее, заливаясь слезами. – Нет! Я найду её! Она жива, жива, жива и жива-жива, жива-жива! Жива! Жива и будет жить всегда! Я договорюсь с ней о встрече. Всё будет отлично: мы пойдём на свидание, я куплю ей букет красивых нежных роз с гладкими лепестками, как её кожа. Я посвящу ей стихотворение. Нет! Два стихотворения. Нет! Напишу целый альбом из двадцати песен! Я научусь играть на рояле, гитаре, саксофоне, губной гармошке, барабанах, на чём угодно! Клянусь, что верну её, что мы будем вместе…
Моя рука попыталась поймать руку её образа, созданного моим воображением. Однако воздух нельзя обнять и погладить…
В этот момент ветер из открытого окна отодвинул штору, и мои глаза на миг ослепило яркое солнце.
Подождите, я же ложился спать на закате, думая о своём неудачном прошлом. Откуда тут солнечный свет?
– Оу, похоже, мы болтали всю ночь.
Сколько же сейчас времени?
Я включил телефон и ужаснулся: 9:47.
Глава вторая
«Кто бы мог подумать, что вся ночь пролетит так незаметно», подумал я, глядя в пустой холодильник, «ясно… значит, вся еда в магазине…».
В размышлениях о завтраке, под мелодию урчания желудка, оболочка из плоти, сдерживающая мою душу, оказалась на балконе.
Не знаю как, но в этот момент из окна противоположного дома показалось знакомое лицо миловидной девушки. «Где-то я её видел…», пронеслось в моей голове, пока не пришла идея, «может, сходить в пиццерию? Заодно прогуляюсь, а то последний раз выходил на улицу месяц назад…».
После недолгих приключений в поисках одежды, наконец, удалось выйти из квартиры, «как давно не выбирался из помещения, ограничивающего четырьмя стенами».
– Хех, не забывай, что ещё Достоевский в романе «Преступление и наказание» называл комнату Раскольникова гробом, – вмешалось моё сознание.
«Умоляю, не сравнивай мою квартиру с маленькой комнаткой недоучившегося студента, заносящего топор над бедными старушками…», мысленно ответил я.
– Ты невероятный дурак…
«Взаимно», скривились губы в подобие улыбки, при нажатии на кнопку вызова лифта, «когда-то давно я с большим удовольствием спускался по лестнице, но теперь у меня нет желания…».