— Я тебя, как человека пустил, для чего, что бы ты тут шастал? — Себя я уже корил последними словами, что вообще прельстился на пакет и впустил бандюгана в отделение.
— Димыч, не сердись, я по любопытству, я ж у него ничего не трогал, что я — придурок, услышал — гудит что–то, дай, думаю, загляну. А тут смотрю — ё-моё. А чего с ним?
— Не твоё дело — хмуро отозвался я. — На, держи свои катетеры и, давай, пошли отсюда.
— Да Димыч, не сделал я ему ничего, ну прости, если что…. А он, промежду прочим, тоже сиделец, — толстым пальцем Череп указал на запястье парня.
Там действительно виднелись пять точек: четыре образовывали квадрат с пятой в центре.
— Крытка, — уверенно пояснил Череп. — А ещё какие–нибудь партаки есть у него? Ну, наколки?
— Есть вроде, — я немного задумался, вспоминая, потом обошел стол и повернул ладонью вверх левую руку больного. Почти на всё предплечье, синел мастерски выколотый кинжал, который обвивала змея, тоже очень искусно выполненная. Клыки она хищно оскалила, и над головой у неё была выколота маленькая коронка с расходящимися от неё лучами.
— Интересно, — протянул Череп. — Если пацан не врет, кивнул он головой на парня, — то он обещался ментам за что — то отплатить, а коронка вот эта означает, что обещание своё он уже выполнил.
— Ладно, давай, пошли.
— Спасибо за катетеры. Димыч, ну, не сердись.
Мы вышли из отделения, Череп потопал вниз по лестнице, я же пошел в ординаторскую, думая над прощальным взглядом, который Череп бросил на ремзал, а перед окончательным уходом — и на меня. Уже возле дверей ординаторской я вспомнил, когда Череп смотрел точно так же, холодно и деловито, — это было в кафешке, где я был мимоходом, забежал выпить бутылочку пивка. Череп же там гулял со своей кодлой — мелкими шавками, вчерашними десятиклассниками, польщенными влиянием такого крутого уркагана к своей особе. И кто–то из них высказал Черепу чего–то невпопад, точно, именно тогда Женя Бастырев и посмотрел таким же взглядом на собеседника. За столом у них сразу стало тихо, чего я и обратил на них внимание, и Черепов взгляд запомнил. Через секунду тарелка с чем–то дымящимся разбилась у бедолаге на голове, щедро сдобрив короткий ёжик кетчупом, сам же обладатель ёжика ошалело вскочил, но получив короткий, без замаха удар в челюсть, полетел спиной вперед, сметая по пути стулья и столики.
Н–да–с, такой хоккей нам не нужен, но об этом опосля, пока же я постучал в дверь, а через пару секунд Инна впустила меня внутрь.
— О–о–о, пропажа явилась, — хмельным голосом приветствовал меня Семёныч, зав. хирургии. По его раскрасневшемуся лицу я понял, что праздник уверенно движется в нужном направлении. Ну, Семёныч не дежурит, ребята у него ловкие, если что — справятся и сами, из дома не потянут.
— Чего это ты несешь нам в этом замечательном пакетике, — полюбопытствовал Гоша, который наметанным глазом тоже определил форму содержимого черного пластика.
— Да вот, кланялась вам всем мафия и просила передать, со словами глубокой благодарности, — я извлек из глубины пакета бутылочку «Абсолюта».
— Они бы лучше бошки свои дурные не разбивали, да ножами бы друг в дружке не ковырялись, — пробормотал Семеныч. — ну, дай–ка заценить, — он многозначительно прищурился на синеву букв. — Что, взаправду ее из ледников гонят?
— Ну, положим, не гонят, воду берут.
— Так давай, давай, — заторопил он Гошу, — наливай, надо же попробовать, чем шведский лед лучше нашего.
Мы выпили, Степановна, наклонив голову к плечу, немного поприслушивалась к себе и решительно заявила:
— Один хрен, водка и водка. Ничем особенным нашей «Гусарской» не лучше, — она кивнула в сторону уже опустошенной бутылки, с этикетки которой нагловато ухмылялся кучерявый красавец в доломане.
— А что вы от водки хотели, неземного блаженства? — полюбопытствовал я. — Ее, родимую, еще Дмитрий Иванович Менделеев расписал, как готовить — сорок частей спирта на шестьдесят частей воды — больше ничего придумывать и добавлять к водке и не надо.
— Вообще, — развил мысль Гоша, — от водки и нечего ждать какого–то особенного вкуса. Вернее, водка должна быть как раз безвкусной — в идеале. Мягко так — хоп — и оказаться в желудке, ты ее почувствовать не должен, тепло только должно разойтись, если жжет в горле — уже не то. А уж потом, это безвкусие и надо оттенить закуской — колбаской там или селедочкой. Вдумайтесь даже в слово — за–куска, за рюмкой — кусочек. Враги этого не понимают, глотают свой вискарь чистяком, и нашу водочку так же на раутах тянут без закуски, как алкаши, только что коробком спичечным не занюхивают. Ну, с виски, это может и правильно, у него собственный вкус есть, хотя какой там вкус у самогона, — Гоша махнул рукой, — а вот водку надо обязательно чем–то сдабривать, — и многозначительно поддел на вилку янтарный боровик.