— Выпить хочешь? — предложил он мне.
— Да нет, я же за рулем.
— А-а…. Ну и правильно — легко согласился он со мной. Да и вообще…нечего депресняк водкой заглушать. Хотя парня жалко. Я еще его отца пацаном помню, аппендикс у него удалял.
— А может… — неуверенно начал я.
— … Чего не сделали? — криво усмехнулся он. Да нет, вроде, все сделали.
А что сделаешь, если у него печень пополам, считай, развалена, две такие раны…. Да и голова — вяло дернул он плечом. — Руки не подложишь — произнес он любимое присловье, которого уже поколения хирургов и отвернулся к окну, все так же подпирая ладонью щеку. Я вполне понимал Семеныча — на меня тоже накатила волна опустошенности, как всегда бывает после таких вот случаев. Мне сейчас было легче — не я сердце качал. Даже после удачной реанимации, которая бывает значительно реже, чем это представляется создателями слезливых сериалов, «отдача» бьет по нервам так, что кажется, будто день косил. Но это хоть в какой–то мере компенсируется положительными эмоциями от благополучного (хотя бы на тот момент) исхода. И во много раз сильнее она, когда, впрыснув адреналин в кровь, зажав сосуды в кольцо мышечного спазма, заставив в усиленном режиме работать мозг, щедро расходуя сберегаемые печенью запасы гликогена, в итоге все равно получаешь ноль. Так боксер на ринге устает гораздо больше не от тех ударов, которые достигают цели, а от тех, что проваливаются в пустоту.
Устал, положим, и я, надо было ехать домой, завтрашнего дежурства никто не отменит, а сегодняшний отдых надо запить водой. Назапашенные организмом отрицательные ионы, которые, если верить ученым, жутко для него полезны, надо полагать, все до единого сменили свой заряд, как бы в издевку именуясь теперь положительными.
Однако домой я добрался, лишь поздно вечером, в сотый раз пожалев, что не выбрал себе другого места для чтения о похождениях, как там бишь его — Вендеда. (На фоне моих сегодняшних похождений муторно было вспоминать строчки, типа «… меч свистнул, и руки исполина обагрились кровью поверженного врага»). Сначала попросил меня правильно оформить документацию Денис: право слово, иногда человека хочется спасти только потому, что правильно расписать все о мертвом, занимает раза в три больше времени, чем о живом.
Потом можно было бы, и ехать, да и надо было бы, но тут приехали стражи порядка. В общем–то, у меня к ним нет особо зловредных чувств, а после случая, когда на меня с кулаками попер пьяный мордоворот, посчитавший мое замечание о недопустимости курения в палате слишком уж оскорбительным для его чувствительной натуры — тем паче. По весу он превосходил меня, как минимум, раза в полтора, так что, если бы не подоспевшие вовремя ребята из отдела охраны — кто его знает, чем бы все закончилось. Так что контактировать с ними мне не хочется лишний раз не оттого, что они «менты поганые», а просто потому, что у них — своя работа, нужная и полезная, но очень специфическая, в числе прочего она состоит и в том, чтобы выуживать малейшую информацию, хоть как–то относящуюся к преступлениям. А потом, когда колеса судебной власти завертятся, будет, как с Гошей — пару лет назад принял он на дежурстве мужичка, в которого отверткой ткнули. Он и не спрашивал особо, мужик сам ему все выложил — кто его ударил, да за что, да после какой по счету бутылки. Прилетели «ясны соколы», мужика опросили, за Гошу взялись, тот им все рассказал, а менты добросовестно записали. Ну, а мужик, протрезвев, обкумекал все, может, и с обидчиком своим договорился полюбовно — нет, говорит, забыл я совсем, не отвертка это была, а я сам на сучок упал, когда дрова колол. Менты взвыли — им тот ухарь с отверткой давно поперек горла стоял, и они только повода искали, чтобы его закрыть, вот и давай они Гошу таскать, даже в суд повесткой вызвали. Тот явился, а адвокатик ухаря на него смотрит, как на пустое место, да и задает вопрос: «А скажите, уважаемый доктор Войтехов, для вас, как хирурга, знать группу крови пациента — важно?» «Ясный пень», — дипломатично отвечает Гоша, а кто бы по–другому ответил? «В таком случае, скажите, уважаемый доктор Войтехов, какая группа крови у …» — называет он фамилию отверткой битого мужика. «Дык, а хрен же его знает» — искренне изумляется Гоша — «Это ж, почитай, месяц назад было» «Во–от! Видите, даже такую важную информацию, как группа крови — вы не помните. Как же вы можете помнить, что этот человек, находящийся, можно сказать, в алкогольном бреду, говорил по поводу того, кто, и как его, якобы, ударил?» После слов про «алкогольный бред» Гоша совсем растерялся, так что даже и не возражал, когда из него сделали дурака. Плевался он после того случая, хуже, чем малолетний ребенок от димедрола. Так что лично для меня люминий — значит, люминий, если не хочешь таскать чугуний. И если кто–то утверждает, что на охоте неудачно повернул ружье, и выстрелил сам в себя — значит, так оно и было, даром что грудная клетка напоминает у него на рентгеновском снимке небо в летнюю ночь, — дробь, пущенная издали, дает именно такую картину. А поверни он действительно ружье, да пальни сам в себя — была бы у него в груди дырища с кулак на входе, с арбуз на выходе. Однако в нынешней ситуации мне нельзя было сослаться ни на забывчивость, ни на занятость, ни на то, что больной был (а ведь чистая правда!) всю дорогу без сознания. Как ни крути, а главный и единственный свидетель — я. Перевести меня из ранга свидетелей в более любопытный для следователя ранг подозреваемых пока что оснований не было, но все — равно, как–то не по себе становилось от дотошных вопросов, чуть ли не поминутно охватывавших весь мой сегодняшний день.