1
Ровно двадцать один день продлилось Леркино счастье. Началось оно хмурым мартовским утром, когда промчался по двору Юрка Савостин, обернулся неожиданно, улыбнулся широкой улыбкой и показал Лерке большой палец. А потом снова умчался. Было это ещё и не счастьем вовсе, а лишь его предвестником, крохотным звоночком, первым и таким долгожданным.
Дело наверняка в новых очках. На прошлой неделе приезжал папа, и Лера вместе с ним, дедом и папиной женой Лидой ходила в «Оптику». Вид у папы был страдальческим. В его памяти ещё было живо воспоминание о бывшем тесте, гоняющимся за ним с топором. И только присутствие Лиды, вцепившейся в его руку мёртвой хваткой, удерживало мужчину от позорного бегства.
— Выбирай, что нравится, — великодушно предложил дед.
— За чей счёт банкет? — пробормотал папа, но, получив тычок от жены, замолчал.
Лера выбрала тонкую золотистую оправу с резными крылышками по бокам.
— Вот эту нам! — сообщил дед. — И стёкла эти... чтоб не царапались!
Увидев окончательную сумму, папа побледнел и беспомощно заозирался:
— Иван Андреевич, вложитесь? — заикнулся было папа, на что дед демонстративно отвернулся и направился к двери.
Дело точно в очках. В чём же ещё? Точно не в Леркином лице или фигуре. Красавицей она себя не считала: лицо слишком круглое, руки чересчур длинные, а вот ноги коротковаты.
— Красотуся, — говорит иногда мама, но Лера ей не верит. И дело тут не в ироничном мамином тоне, а в том, что будь Лера красивой, то всё в её жизни складывалось бы иначе. В свои почти тринадцать она ошибочно полагала, что всё дело именно в красоте.
Будь она красивой, то жила бы дома, а не в этом дурацком интернате.
— Дурёха, — говорит дед. — Любят не за это.
— А ты меня любишь?
— Нашла о чём спрашивать!
— Не любишь, значит, — вздохнула Лера. — Любил бы, в интернат не сдал бы.
— Ничего ты не понимаешь!
Ну, вот опять! Почему взрослые считают детей глупыми? Всё понимает Лера. Дело в её болезни и ни в чём больше. Жила они с дедом в деревне, ждала по выходным маму, скучала по пропавшему из виду папе, а потом стала Лера терять зрение. Дед её по больницам возил, добивался лечения и вылечил. Почти. Всё равно приходится носить очки с сильными линзами. Хорошо ещё, что лечение бесплатное, но и на остальное денег ушло без счёта. Дед все свои сбережения потратил, корову продал. Да и правду сказать, кому за коровой ухаживать, когда все в городе.
Тогда-то и обратили на них внимания органы опеки. Вгляделись пристально, выспрашивать начали: Где мама девочки? А отец? И чем это от вас, мужчина, пахнет? Пьёте? А лет вам сколько?
— Зашаталась земля под ногами, — вздохнул дед. Лера ничего не поняла. Так и сказала.
— Решать надо, — пояснил он. — Где жить-то будешь? Со мной нельзя. Заберут.
Папа с Лидой Леру не приглашали. Лида хорошая, не жадная и Лере всегда рада. Накормит, напоит, спать уложит, если только на время. Переночевала раз — и хватит! Многое готова Лида отдать, но вот жить с новоиспечённой падчерицей — это увольте! У самих двое детей и квартира малогабаритная.
С мамой жить Лера сама отказалась, несмотря на то, что очень-очень хотела. Дело в Володе, мамином муже. Мама как замуж вышла, так к нему в однушку и переехала. Сразу дочь позвала, и Лера помчалась, забыв обо всём на свете.
— Ты погодь вещички-то собирать, — советовал дед. — Побудь немного, осмотрись, а то мож и оставаться не захочешь.
Как в воду глядел! Лере Володя в общем-то понравился. И пусть не знала она, о чём с ним говорить, как на него смотреть и как его называть, знакомство прошло хорошо.
— Спелись! — довольно произнесла мама.
Потом наступила ночь, и оказалось, что спать Лера должна вместе с мамой и Володей в одной узкой как пенал комнате. Между стоящими у стен кроватями расстояние только для прохода. Протяни ночью руку — и нащупаешь соседнее ложе.
Лера не боялась Володи. Мысли о насилии даже не приходили в её голову, но вместе с тем она ужасно стыдилась спать недалеко от незнакомого мужчины. Потому и надела тёплую бесформенную пижаму, накрылась с головой одеялом и замерла. Ночью было ужасно жарко. Лере хотелось попить и в туалет, но она не могла заставить себя выбраться из убежища. Лишь раз выглянула в щёлку и, обнаружив перед лицом покрытую чёрными волосам ногу, поспешно забралась обратно.
Утром Лера ждала пока Володя проснётся и выйдет из комнаты, но он всё лежал и лежал.
— У него выходной сегодня, — сообщила мама. — Отсыпается.
Лера выбралась из кровати и, схватив одежду, беспомощно заозиралась.
— Да спит он! — сообщила мама. — Одевайся тут. За шкаф зайди, если хочешь! Или вон на кухню.
Лера поспешила на кухню и, быстро натянув на себя вещи, поняла, что не сможет так жить. Даже если Володя окажется самым лучшим человеком на всём земном шаре, даже тогда ей будет ужасно стыдно спать рядом, раздеваться, причёсываться, ходить в туалет, зная, что он тут, неподалёку.
Школа-интернат оказалась идеальным вариантом. Органы опеки согласно кивали: здесь девочке будет лучше. Здесь смогут обеспечить достойное образование. В конце-концов, это не детский дом, а учебное заведение для детей со слабым зрением. Здесь знают подходы и методики, а на выходные и каникулы всегда можно уехать домой.
Лера могла бы ответить, что не такие уж серьёзные у неё проблемы, и она вполне может учиться в обычной школе, но стоило ей открыть рот, как дед дёрнул её за руку, и рот сам собой закрылся. Правильно, иногда лучше промолчать.