Хочу заметить, что версия о давлении на Мартынова каких-то внешних сил, считавших поэта "ядовитой гадиной", появилась не в советское время и не в каких-то революционных кругах. Так считал и реакционер М. Н. Катков, такого же мнения был и редактор "Нового времени" А. С. Суворин. В дневниках Суворина за 1899 год читаем о любопытнейших замечаниях о Мартынове П. А. Ефремова: "Васильчиков о Лермонтове: "Если б его не убил Мартынов, то убил бы кто другой; ему всё равно не сносить бы головы". Васильчиков в Английском клубе встретил Мартынова. В клуб надо было рекомендацию. Он спрашивает одного — умер, другого — нет. Кто-то ударяет по плечу. Обернулся — Мартынов. "Я тебя запишу". Взял его под руку, говорит: "Заступись, пожалуйста. А то в Петербурге какой-то Мартьянов прямо убийцей меня называет". — Ну, как не порадеть! Так и с Пушкиным поступали. Все кавалергарды были за Дантеса. Панчулидзеву Ефремов говорил: "Надо вам рассыропить историю полка декабристами. А то ведь у вашего полка два убийцы — Дантес и Мартынов"". Не будем устраивать конспирологическую версию о дружбе Дантеса с Мартыновым, о тайном клубе кавалергардов, убивающих русских поэтов. Но любителей песенок о кавалергардах все-таки прошу не забывать, именно они и убили двух гениальных русских поэтов…
Такого же мнения о подстроенности дуэли еще один известный литератор А. В. Дружинин. Он одним из первых стал собирать сведения о судьбе поэта, в ту пору, когда были живы многие его современники. Встреча с Руфином Дороховым, отчаянным забиякой, дуэлянтом, не в пример Лермонтову, но одним из немногих истинных друзей поэта, вызвала у Дружинина, скрупулезно придерживавшегося всех правил дворянской чести, особенный порыв отчаяния из-за гибели поэта: "Зачем люди, его окружавшие, — думал я с ребяческим ожесточением, — не ценили и не лелеяли поэта, не сознавали его величия, не становились грудью между ним и горем, между ним и опасностью! Умереть за великого поэта не лучше ли, чем жить целое столетие?…" Дорохов, в отличие от мнимых друзей поэта, никогда не оправдывал Мартынова. Он первым и заявил: "Это была не дуэль, а убийство". Ему ли, отчаянному дуэлянту, не знать, всех правил дуэли. Дорохов назвал Мартынова "презренным орудием" убийства поэта.
Нынешние исследователи не любят ссылаться на письма современников дуэли. Мол, они сами ничего не видели. А кто видел? Почему свидетельства дальних родственников того же Васильчикова спустя чуть ли не пол века после дуэли достовернее, чем письма если не очевидцев, то людей, живших в том же Пятигорске во время этих трагических событий? Известно письмо Екатерины Быховец от 5 августа 1841 года, напечатанное много лет спустя, где она во всем обвиняет Мартынова. Уже в советское время исследователь из Ленинграда А. Михайлова нашла в отделе рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина письмо некоего Полеводина, лечившегося в те дни в Пятигорске, написанное спустя всего шесть дней после дуэли. Этот живой отклик ценнее всех поздних воспоминаний защитников Мартынова. Кстати, письмо доказывает огромную популярность Лермонтова и его стихов среди современников. (Что нынче не принято признавать в нашем лермонтоведении.) Опровергает письмо и утверждение самого Мартынова, что он был "слепым орудием провидения".
"Июля 21-го 1841 г. Пятигорск.
Плачьте, милостивый государь Александр Кононович, плачьте, надевайте глубокий траур, нашивайте плерезы, опепелите Вашу главу, берите из Вашей библиотеки "Героя нашего времени" и скачите к Леренцу, велите переплести его в черный бархат, читайте и плачьте. Нашего поэта нет, — Лермонтов 15-го числа текущего месяца в 7 часов пополудни убит на дуэли отставным майором Мартыновым. Неисповедимы судьбы твои, Господи! И этот возрождающийся гений должен погибнуть от руки подлеца: Мартынов — чистейший сколок с Дантеса. Этот Мартынов служил прежде в кавалергардах, по просьбе переведен в Кавказский корпус капитаном, в феврале месяце отставлен с чином майора, — и жил в Пятигорске, обрил голову, оделся совершенно по-черкесски и тем пленял, или думал пленять, здешнюю публику. Мартынов никем не был терпим в кругу, который составлялся из молодежи гвардейцев. Лермонтов, не терпя глупых выходок Мартынова, всегда весьма умно и резко трунил над Мартыновым, желая, вероятно, тем заметить, что он ведет себя неприлично званию дворянина.