Поневоле появляется подозрение, что первыми пистолетами нельзя было пробить тело и подыскали другие. В других известных дуэлях не было же таких накладок. Всё было до мелочей ясно. Может, к двухсотлетию поэта провести новое судебное расследование с привлечением всех достижений криминалистики, чтобы поставить все точки над "ί". Кто стрелял, из чего стрелял, с какого места стрелял?
Я прочитал все показания свидетелей, так и не понял: то Глебов один оставался под дождем с телом Лермонтова, а все остальные уехали, то Васильчиков пишет, что он один оставался с телом убитого. В результате тело поэта осталось брошенным под дождем, и по протоколу его погрузили на подводу слуги дуэлянтов. Почему не увезли на глебовских дрожках, почему просто не перекинули по-кавказски поперек седла? Зачем мертвому телу (или умирающему, по мнению слуги Лермонтова) три часа лежать под проливным дождем? Может быть, все-таки Мартынов с Лермонтовым договорились о дуэли без секундантов, встретились и Мартынов сразу же выстрелил? А затем уже, чтобы не было умышленного убийства, друзья и соорудили наспех дуэль? Может быть, приехала на дуэль и вся компания, не воспринимавшая эту дуэль, так же как и сам Лермонтов, всерьез, а уже потом, после убийства Лермонтова в упор, стали разыгрывать, кому быть секундантом? Присутствие Трубецкого скрыли потому, что он приехал в Пятигорск без отпуска, а присутствие Столыпина — потому, что тот был замешан в дуэли Лермонтова с де Барантом и их обоих ждало бы серьезное наказание? А где же их дворянская честь? Интересно, о чем думали все друзья-секунданты раньше, до дуэли? Как бы ни закончилась дуэль, даже без жертв, все равно Лермонтова ждало бы после этой повторной дуэли куда более суровое наказание. О чем думал тот же Столыпин? О чем думали князья Васильчиков и Трубецкой? О Мартынове я уже и не говорю. Его благородство пусть нынешние академики всех наук доказывают.
Рассмотрение дела в военном суде длилось всего три дня. Формально допросив подсудимых, суд вынес "объективный" приговор, который царь заметно смягчил: секундантов Глебова и Васильчикова освободить от наказания, убийцу поэта — Мартынова содержать под арестом в крепости три месяца, затем подвергнуть церковному покаянию. По действовавшему тогда законодательству максимальным наказанием за дуэль могла быть смертная казнь. Останься Лермонтов жив, он бы получил за дуэль сполна.
Сторонники Мартынова уже в XX веке стараются находить всё новые и новые, на их взгляд, "убедительные доказательства" правоты убийцы поэта. К примеру, в 1939 году в парижской эмигрантской газете "Возрождение" княгиня С. Н. Васильчикова опубликовала выдержку из воспоминаний ее покойного мужа, князя Б. А. Васильчикова, сына секунданта на лермонтовской дуэли. Поразительно, уже не сам стареющий князь Алексей Илларионович, опубликовавший в 70-х годах XIX века в "Русском архиве" свои оправдательные заметки, а его стареющий сын еще через пол века вспомнил, что отец "…щадя память поэта, упустил одно обстоятельство, которое я, однако же, твердо запомнил из одного разговора моего отца… Отец всегда был уверен, что всё кончилось бы обменом выстрелов в воздух, если бы не следующее обстоятельство: подойдя к барьеру, Лермонтов поднял дуло пистолета вверх, обращаясь к моему отцу, громко, так чтобы Мартынов не мог не слышать, сказал: "Я в этого дурака стрелять не буду". Это, думал мой отец, переполнило чашу терпения противника, он прицелился, и последовал выстрел…".