Слушаю её, но ничего не понимаю.
– А нам есть какая-то разница, кто заплатит деньги? – задаю, вроде, вполне логичный вопрос, но замечаю, как все оставшиеся модели тут же вскидывают на меня взгляд, словно на умалишённую.
– Ты же, вроде, первый раз? – скалясь белоснежной улыбкой, спрашивает девушка с номером «9». – Неужели такая отмороженная, что совсем тебе не важно, кто это будет?
– Нет, – отвечаю честно. – Я лишь хочу поскорее уйти отсюда, мне надо домой до одиннадцати успеть.
Не знаю, что я сказала такого необычного, только помещение тут же заполняется диким смехом.
– Она, походу, реально брюлики пришла продавать, – доносится неприятный, прокуренный голос с противоположного края, и снова этот смех со всех сторон.
– А вы что пришли рекламировать?– Мне кажется, я уже и так знаю ответ, но поверить собственным догадкам не могу. Внутри разливается дикий страх вперемешку с лютой ненавистью к Киру, а от мысли, что Полю забрали уже больше часа назад, меня начинает мутить.
– Почему никто из девушек до сих пор не вернулся? – Голос дрожит, срывается, но глупое сердце верит до последнего, что я ошибаюсь. – Все их вещи здесь! Они же давно должны были возвратиться за ними. Разве нет?
Ответом служит дикий хохот, заполонивший комнату, – злорадный, довольный, будто рады они, что осознание приносит мне исступлённую боль.
Срываюсь с места и бегу к выходу. Но дверь, само собой, закрыта.
– У тебя на шее тысяч двести, ты думаешь, так просто тебе с ними позволять гулять по отелю? – Опять чей-то голос слышится за спиной. А потом ещё. И ещё. И снова смех, который бьёт больнее любой пощёчины.
– Вот идиотка! Неужели не знала, куда шла?!
– С этими жемчужинками всегда так: в последний момент начинают считать, что продешевили.
– Да она, небось, к Ермолаеву хотела, а как узнала, что тот другую купил, так и на попятную собралась.
– Глупая, обратного пути нет!
Но я уже не слышу. Мне без разницы, что они говорят. Я не понимаю ни слова! Только неистово бью кулаками в закрытую дверь!
– Выпустите меня!– ору сквозь слёзы. – Откройте эту чёртову дверь!
Но помощи ждать не приходится. Я в ловушке, на пороге собственного падения в бездну, из которой не выбраться. А за спиной продолжают смеяться злые, бесчувственные куклы. Они уже на дне и ехидно ждут, когда я упаду к ним.
Моя истерика не остаётся незамеченной. Уже через несколько минут отчаянных криков на пороге появляется Анжелика. Огромной непроницаемой стеной она отделяет меня от свободы.
– Очнулась, принцесса? – зло шипит она, глядя на меня. Она не поможет. Сейчас вижу это слишком отчётливо.
– Освободите меня! Вышло недоразумение! – Понимаю, что кричу в пустоту, но разве могу опустить руки?
– Поздно, девочка, в следующий раз головой будешь думать! – Она оттесняет меня от выхода.
Дура! Сама виновата! Наивная и глупая! Но отступать не собираюсь. Трясущимися пальцами пытаюсь расстегнуть украшение, сжимающее шею, но ничего не выходит. От собственной беспомощности хочется выть...
– Мне пятнадцать! Пятнадцать! Это противозаконно! Мой отец сотрёт вас всех в порошок! – Ничего не вижу перед собой сквозь сплошную пелену слёз и отчаяния.
Ощущаю, что сзади меня обхватывают чьи-то руки – крепко, но не больно. И слышу знакомый голос у самого уха:
– Утихни и соберись. Иначе вколют успокоительное, поверь, это намного хуже. Я знаю.
Брюнетка. Та самая, что заступилась за меня раньше. Её голос не злой, не шипящий, не злорадный, как у остальных. Её я слушаю. Её слышу. Моё тело обмякает в её руках, и я замолкаю.
– Угомонилась? – бросает Анжелика и цепко хватает меня за подбородок. – Вот же истеричка! Теперь макияж переделывать. Пошли! – Она дёргает меня за плечо, заставляя идти вперёд. Не отпускает, сжимает до синяков, до боли.
Двери. Коридор. Лестница. Снова коридор. Анжелика тяжело дышит рядом и молчит. Впереди и позади – два амбала. Они не отпустят. Не дадут сбежать.
– Катюш, надо немного подправить, – усталым и совершенно обыденным голосом говорит Анжелика, затаскивая меня в очередную подсобку. Опять эта Катя! Как я сразу не догадалась по её внешнему виду, что никаких моделей им и не нужно было.
– Оставляй, – машет руками девица, даже не глядя в мою сторону.
Для них я товар. Лот номер четырнадцать.
Дверь с хлопком закрывается, а мне уже всё равно. Чувствую, что обречена, и сколько ни моли, никто не услышит. Катя тычет наманикюренным пальчиком в сторону стула, и я покорно сажусь.
– Не смотри волком на дверь – бесполезно. Там Петя, тот, что покрупнее, да и вообще... –Голос Кати не кажется ехидным. Нет, в нём скорее слышится безнадёжность. – Все мы через это прошли. Думаешь, в первый раз много кто сюда по доброй воле приходит? Кто за долги, кто в наказание, кто – как ты, по глупости.