- Пустяки! Марш! Завтра поедите. Марш, марш!
- Что же, господин шарфюрер, - молили мы - будет с нашими мешками? Это собственность наших товарищей. В них все их имущество, доставленное сюда с таким трудом!
- Черт с ними! Вся Германия катится в тартарары и то ее никто не жалеет. А вы нюни распустили из-за каких-то вонючих баулов. Марш, марш!
- Господин шарфюрер, учтите, здесь имеется и мешок начальника колонны. Не пропадать же ему, - пытался я спасти положение.
- О, мешок Маргольца? Возьмите и несите - приказал Мюллер.
Осыпая Мюллера всеми известными и неизвестными ругательствами, мы взвалили на спины свои мешки. Скарб наших коллег остался лежать у забора под дождем. Но проклятый болтун Мюллер заставил меня взять и нести узел палача Маргольца.
Идти было невыносимо трудно. Мне - с двойной ношей, а Витаутасу с температурой сорок. И все же он был крепче меня. Витаутас еще помогал мне нести узел Маргольца.
Мы едва плелись и проклинали болтуна Мюллера. Чтоб он сдох. А ему и горя мало. Только и слышно: "Марш-марш-марш!"
- Пшел ты к черту! - чаша моего терпения переполнилась.
- Что? Что ты сказал? - удивился Мюллер.
- Пшел к черту! - еще раз объяснил ему Витаутас.
- Хо-хо-хо! - захохотал Мюллер. - Зачем к черту? Скоро будет Лауенбург.
В Лауенбурге остановив первого попавшегося гражданина Мюллер сказал:
- Я, знаете ли, веду каторжников из Штутгофа. Они славные люди. Не воруют и не режут. Черт знает, за что они попали в лагерь. Вы может быть, видели колонну, пришедшую из Штутгофа?
Гражданин пожал плечами. Он ничего не видел. Находчивый Мюллер не растерялся. Он остановил бабу и пропел ей то же самое:
- Я, видите ли, веду каторжников из Штутгофа. Они славные люди. Не воруют и не режут. Черт знает, за что их упрятали в лагерь. Вы ненароком не заметили пришедшую из Штутгофа колонну заключенных?
И баба пожала плечами.
Мюллер бегал по городу. То он останавливал бабу, то какого-нибудь полицейского, то праздного зеваку, каждому он болтал одно и то же.
Любому встречному и поперечному фельдфебель обязательно рассказывал всю нашу подноготную. Он подолгу выламывался перед какой-нибудь бабенкой, размахивал руками у нее под носом и божился, что он старый солдат и что все будет в порядке.
Мы же, согнувшись под ношей, стояли и ждали, пока проклятый болтун Мюллер не выговорится. Он, должно быть, думал что мы очень довольны: он, мол, создает нам рекламу, чего же еще. Каждого уверяет, что мы не воры и не головорезы!
- Повел бы ты лучше нас в тюрьму или в полицию! - орал на него выведенный из терпения Витаутас. - С таким дурнем толку не добьешься.
- Куда? В полицию? Извольте. Я и сам думал в полицию. Марш-марш в полицию, марш!
Но по пути в полицию Мюллер снова задержал какую-то бабу и снова заладил:
- Я, знаете ли, веду двух каторжников. Из Штутгофа. Они сла-а-вные парни. Не воры и не головорезы. Черт знает, за что их посадили в лагерь. Я, знаете ли, поехал с ними на телеге, а вся колонна пошла пешим ходом. Куда она ушла, черт знает. А я, ей богу, не знаю. Не скажешь ли, милая, где тут находится полицейский участок?
Баба указала дорогу. Но Мюллер был не простак. Он ей не поверил и, встретив другую горожанку, принялся за свое:
- Я, знаете, веду двух каторжников из Штутгофа. Они сла-а-вные люди. Не воры и не голово-о...
- Ах ты, боже мой, боже, когда же ты, наконец, заткнешься, сатана проклятый?
Поклявшись каждому в полицейском управлении, что мы не воры и не головорезы, Мюллер пристал к секретарю. Он с ним проговорил около получаса и, торжествующий, вернулся обратно.
- Наша колонна ушла в РАД - трудовой лагерь рейха, недалеко от деревни Годдентов. Надо и нам идти в лагерь. Марш, марш туда!
- Куда? - спросили мы удивленно.
- Недалеко, всего восемь-десять километров от города.
- Провались ты сквозь землю, я отсюда не уйду, - выругался Витаутас и растянулся вдоль коридора. Поперек он лечь не мог. Рост не позволял.
Рядом с Витаутасом примостился я.
Мюллер топтался вокруг нас и без передышки бормотал:
- Марш-марш, марш...
Правда, сам он не видел особой необходимости двигаться дальше.
- Не пойдем мы отсюда никуда. Делай что хочешь.
- Эй вы, ну-ка марш, марш-марш!
- Свинья - ответил ему Витаутас и отвернулся к стене. Мюллер не был в состоянии справиться с нами своими силами. Он вызвал подкрепление. На помощь проклятому болтуну пришел секретарь полицейского участка, старый толстый немец.
- Уйдите, тут вам оставаться нельзя - беззлобно сказал он.
- Куда же мы пойдем? - закричали мы. - Идти не можем, больны. Если в участке запрещено ночевать, посадите нас в тюрьму.
- Но и в тюрьму я не могу вас посадить!
- Тогда поступайте, как знаете... Мы отсюда ни шагу. Или обеспечьте нас телегой. Может быть, доедем.
- С большим удовольствием дал бы, но у меня ее нет. Никакого вида транспорта нет. Немецких женщин и детей эвакуировать не на чем, а вас тем более.
- Раздобудьте из-под земли, на то вы и полиция. Из Литвы вы нас смогли сюда притащить, а теперь вдруг не можете...
- Не я вас притащил. Я не виноват.
- А мы чем виноваты?.. Стоит нам выйти из города, и мы замертво свалимся. Мюллер нас пристрелит. (Мы даже не величали его теперь фельдфебелем.) На кой черт нам мучиться идти, когда он может отправить нас к праотцам без пересадки, тут же на месте? Стреляй Мюллер, гром тебя разрази, стреляй! Живо!
- Хо-хо-хо - - заржал Мюллер. - Нашли стрелка. Когда я в вас стрелял?
- Не хватало еще, чтобы ты в нас стрелял, дурень!
Секретарь полицейского участка, просто-таки просил нас... Он просил уйти из города километра полтора. Там, мол, есть небольшая деревня. Он обещал дать Мюллеру записку, по которой тот сможет реквизировать у крестьян подводу и везти нас дальше.
- Хо-хо-хо - загоготал Мюллер. - Мы еще покатаемся.
Полиция в образе секретаря участка апеллировала к нашему благоразумию. Пристало ли нам, каторжникам с ней препираться?
Мы спокойно прошли по городу в сопровождении специального полицейского - это для того, чтобы Мюллер не задерживался по пути и не стрекотал без меры. За городом мы снова остались в обществе нашего болвана. В деревне началась та же самая канитель. Фельдфебель останавливал каждого встречного и поперечного и подробно излагал всю нашу историю.