Время от времени Гоппе выходил из себя. Это случалось когда арестанты воровали среди бела дня у него на огороде помидоры и картофель.
Поймает, бывало, вора и гонит, как теленка в канцелярию. Сунет голову в окно и выругается:
— Эх, черт… Schesse… Никого нет!..
В канцелярии, видите ли, Гоппе не нашел никого, кому мог бы доверить наказание вора — любителя комендантской картошки. Нас, писарей, он считал совершенно негодными для этого. И гонял он свою жертву с места на место до тех пор, пока не подбирал подходящую кандидатуру экзекутора.
Однако сам он заключенных никогда не бил, словно и немцем не был. Узники, честно говоря, не очень его боялись.
Зато перед ним трепетали эсэсовские молодчики. Что такое для заключенного комендант? Немец, усеянный блестящими пуговицами. Не больше. А для эсэсовца он — полубог. Одно его слово, один росчерк пера — и такой герой вылетает из Штутгофа. Отыщет ли эсэсовский рыцарь в мире лучшее местечко чем лагерь? Вряд ли! А что, если записочка коменданта препроводит его прямо на фронт? Что уважающий себя эсэсовец станет делать на поле брани, кого он будет там избивать? Кого обворовывать? Чего доброго, и сам сыграет в ящик.
Комендант мало обращал внимания на заключенных, видно, потому что был всегда занят другими делами.
Концентрационный лагерь принадлежал эсэсовской организации. На вывеске, красовавшейся у дороги, четкими буквами было выведено — «Лагерь СС». Но существовала и другая организация сокращенно называвшаяся: DAW — Deutche Ausrustungs Werke — Германские оружейные мастерские. DAW находились под эгидой СС. Разница между ними состояла в том, что СС была государственная полицейская организация, а DAW — частная, хозяйственная. СС создавало и содержало концентрационные лагеря, а DAW — лагерные мастерские и фабрики. Работу выполняли пленники СС, истерзанные заключенные, а прибыли получала DAW.
Бизнес СС и DAW был поставлен на широкую ногу. В каждом концентрационном лагере Германии имелись мастерские DAW. Заключенных-рабочих было везде предостаточно.
Председателем DAW в Штутгофе был сам комендант Гоппе Вполне понятно, что у него хватало забот. И заботы эти были куда интереснее, чем заключенные. Но и это все.
Штутгоф располагал и собственными предприятиями. В лагере, например, функционировал обширный строительный отдел только в канцелярии которого работало 20–30 узников: инженеров, техников, чертежников. Сотрудников в отделе было много, но выполняли они малую толику работы.
Все важнейшие работы осуществляли другие фирмы, тоже находившиеся в руках членов СС. Договоры с ними заключал комендант лагеря.
Денежные расчеты по договорам были очень темным делом. Лагерь, например, уступал частной фирме СС право на прокладку дорог — в самом Штутгофе и в пределах его предприятий. Лагерь обеспечивал фирму необходимой рабочей силой — заключенными. За них фирма платила лагерю по полмарки или по марке в день. Прежде всего фирма подкупала капо рабочей команды. За соответствующую мзду он должен был выколотить из своих подопечных как можно больше прибыли. Капо, предвкушая вознаграждение, лез из кожи вон, выжимая из узников последние соки. Фирма поставляла для работы машины, лагерь за них платил причем платил не за эффект, не за фактически сделанную работу, а за срок пребывания. В 1943 году фирма приволокла в лагерь старые, пришедшие в негодность грейдеры. Наступили холода и работы на шоссе приостановились. Присланные машины остались в лагере. То дождь их мочил, то снег. А администрация Штутгофа добросовестно платила за все дни, пока грейдеры стояли в бездействии. Платила и тогда, когда от машин и следа не осталось. Заключенные давно растащили, разобрали их по частям, сбыли за пределами лагеря, выменяли на самогон.
Мимо кладбища машин, отживших свой век, постоянно проходил комендант. Он видел их чуть ли не каждый день и прекрасно понимал, что они в бездействии гибнут. Тем не менее Гоппе аккуратно платил фирме за пользование ими.
Грабеж казны в Штутгофе был организован мастерски. Как-никак грабили идейно вооруженные люди, заслуженные эсэсовцы. Не кто-нибудь — сливки.
Да, наш комендант имел основания не интересоваться заключенными.
ФЮРЕР АРЕСТАНТОВ
Начальник заключенных, официально называвшийся «Schutzlagerfuhrer» был Траугот Майер, уроженец Пфафендорфа, небольшого населенного пункта вблизи Аугсбурга. Чистокровный баварец. Говорил он на баварском диалекте и до того в нос, что помощники его, жители Гданьской провинции, с трудом понимали своего шефа. Был Майер в чине гауптштурмфюрера, то есть почти пехотный капитан.
В канцелярию Майера, в его непосредственное распоряжение и попал я, по воле судьбы, писарем.
Канцелярия начальника лагеря состояла из двух отделов. Особый отдел, занимавшийся секретными делами и делами службы СС, находился в здании комендатуры а общий, или арестантский, — возле женских бараков. Заведовал канцелярией унтершарфюрер СС младший фельдфебель Бублиц, в прошлом владелец молочной лавки.
В зависимости от характера поручения я бывал то в одном, то в другом отделе — наверху и внизу.
Входит, бывало. Майер в нашу канцелярию. Бублиц — хоп — подпрыгнет, вытянется, щелкнет каблуками. Выпятит подбородок. Вытянет руки по швам. Заморгает. Стиснет челюсти до хруста. Весь задрожит. Смех и грех! Майер явно не в духе. Майер размахивает рукой. Майер бурчит по-баварски. Майер изрекает на чистейшем немецком языке:
— Дерьмо! Дерьмо!
Бублиц, вытянувшись в струнку повторяет как попугай:
— О да, о да, герр гауптштурмфюрер…
После ухода баварца Бублиц бросается ко мне.
— Что он сказал? Что велел сделать?
Бублиц по-баварски не понимал ни бельмеса. Я переводил ему приказы Майера на немецкий язык.
— Что он сказал? — говорю я Бублицу. — Ничего утешительного. Он только вскользь заметил что вы дерьмо… — Нет, нет… это я и сам понял, — Бублиц вытирает холодный пот. — Но что, что он приказал?
— Ничего. Он сказал что сам справится со всеми делами… Он немедленно сообщит вашей супруге о приятном путешествии, которое вы изволили вчера совершить в местечке Штутгоф к одной соломенной вдовушке… На вас получена жалоба…
— О-о-о, Scheisse! — хватается за голову Бублиц и как угорелый выбегает из комнаты. Он мчится к соломенной вдовушке в надежде что-то уладить и ликвидировать…
Майер, высокий худощавый чернобровый мужчина, всегда гладко выбритый, мог бы сойти в приличной обстановке за настоящего красавца. Малограмотный, но с башкой рассудительного баварского крестьянина, он слыл умницей среди эсэсовских молодчиков. Может, из него и на самом деле вышел бы умный человек, если бы он не родился бандитом.
Майер был эсэсовцем до мозга костей. Около носа, под ресницами у него были вытатуированы крохотные инициалы эсэсовской организации — а это значило, что он не сменит шкуры ни при каких обстоятельствах…
Ходил он нарочито переступая с ноги на ногу, совсем как аист. Недаром его прозвали в лагере баварской цаплей.
Несмотря на некоторую зависимость от коменданта, Майер в действительности являлся неограниченным властителем арестантов. Ругался он виртуозно, причем сравнительную ограниченность его бранного лексикона с лихвой компенсировала необыкновенная сочность.
Майер всегда шлялся по жилым помещениям лагеря и любил вытянуть узника палкой, пнуть ногой угостить затрещиной, особенно во хмелю — будь то днем или ночью. Бывало, налакается бог весть где, забредет в потемках в лагерь и давай бесчинствовать в бараках. Одного выругает, другого брыкнет, третьего отдубасит… Порыщет, порыщет заберется в свою служебную комнату и в полном обмундировании дрыхнет на софе. Назавтра бывало, звонит его женушка в канцелярию:
— Не видели ли вы где-нибудь моего дорогого мужа? Трауготик пропал без вести…
Мы с Бублицем долго обдумывали форму ответа. Не скажешь же ей что наш всемогущий повелитель пьяный в доску, валяется за стеной, черт его побери.