С некоторых покойников еще не сняли одежды. Иные моргали и позевывали, разминая руки и ноги. Не собирались ли они подняться и улепетнуть? Несколько покойников сидели на снегу. Они озирались вокруг безумными глазами, как будто белены объелись.
Не слишком хорошо делается на сердце, когда видишь такого «покойничка» но притвориться, что вообще не видишь его, — еще труднее и стыднее…
Оставив «покойников», низко опустив головы, побрели мы с приятелем Йонасом выполнять свои обязанности и ждать, когда и нас уложат под окнами на снегу. Мрачные мысли терзали душу. Не выходили из памяти «покойники», с безумным взглядом сидевшие на снегу. Но что было делать! Найдя местечко подальше от любопытных глаз, мы спрятались и стали смотреть, что они будут делать дальше. Горемыки несчастные!
Кто-то из них видно, вспомнил мать далекую родину, кто-то попытался подняться, рухнул и начал ползти через двор, тихо, без стона, словно совсем ему не больно, словно не топтали его коваными сапогами кровожадные тюремщики, словно осталось у него в жизни исключительно важное, до сих пор еще не улаженное дело… Следуя его примеру, тронулся с места другой, третий… Хоть и покойники, а жить-то хочется! О любви к ближнему, о гуманизме написано много книг… Чепуха! Не стоит их и читать!
У нас с приятелем Йонасом, кальвинистом из Биржай волосы дыбом встали:
— Ох ты боже в дырявой рогоже, — протянул пораженный кальвинист. Он хотел выругаться более цветисто, но у него не получилось.
Вдруг из дверей больницы выскочил черт. Поверьте, настоящий черт, но вполне похожий на человека. Белый передник облегал живот. Увидев ползающих мертвецов, черт выплюнул ругательство такое, какое под силу только черту. Он бросился к непослушным покойникам, схватил их за ноги и потащил обратно в кучу. Сложив мертвецов штабелями, он подровнял ряды ударами сапога в ребра и затылок, придирчиво проверил номерки на животах. Довольный своей работой, черт победоносно воззрился на непоседливые трупы. И в самом деле, его работа дала прекрасные плоды. Покойники больше не двигались, не моргали, не глазели по сторонам.
— А вы, собачьи рыла, что тут делаете? — Мы с кальвинистом из Биржай услышали свист палки, и тут же она опустилась на наши спины. — Хотите, чтобы я вам кишки выпустил?
Не взглянув на того, кто столь любезно предлагал нам свои услуги, мы с Йонасом ретировались в барак, где уже были выстроены наши товарищи-узники.
Только в 1944 году была проведена реформа, упорядочившая и упростившая покойницкие дела. После реформы мертвецов не таскали из корпуса за ноги. Их раздевали на месте, выводили на груди химическим карандашом номер, клали на широкую доску, — ту самую, на которой резали хлеб, — покрывали одеялом, и четверо мужчин в сопровождении начальника блока бережно уносили кладь в крематорий. Если мертвецов было много, их голыми искусно складывали в несколько рядов на телегу, покрывали брезентовым саваном и осторожно заботливо, словно это кондитерские изделия вывозили.
Однажды утром в соседнем блоке произошел большой скандал.
Рев. Ругань. Содом — аж стены трещат!
Оказывается, ночью умерло девять человек. Писарь раздел покойников, нацарапал номера, аккуратно сложил в умывальне и направил донесение с точным указанием количества усопших, подписанное самим начальником блока.
Начальник блока, влепив арестантам достаточное количество подзатыльников, зашел освежиться. Стоит себе, болтает руками, священнодействует у крана, мурлычет под нос «Марш, марш, Домбровский» и посматривает через плечо на своих покойников, сложенных, как поленья в углу.
— Гм, гм, что за чертовщина!.. С ума сойти!! — возмутился он вдруг и бросился к мертвецам:
— Один, два, три… семь, восемь… Что такое — восемь? Конечно, восемь, Францишек, Францишек! — кипятился начальник блока. — Францишек! Чтоб ты в нужнике захлебнулся!
Францишек является, запыхавшись.
— Что ты, чертов сын, мне на подпись сунул! На бумаге девять покойников, а тут только восемь. Считать, боров, не умеешь?
— Как так восемь? — Францишек вне себя от изумления. — Ровно девять было. Тютелька в тютельку. Я сам считал.
— Сосчитай, мерзавец, еще раз! — беснуется начальник блока. — За такую подлость я тебя вместо девятого на тот свет отправлю.
Францишек подавлен. Шарит там, шарит тут — нет девятого, как сквозь землю провалился. Может, какой-нибудь сумасшедший украл труп? Что, он его есть, что ли собирается?