Сейчас же гибкое сильное тело мигом вознесло его на самую вершину дерева. Оли не на много от него отстала и сейчас они всматривались в открывшуюся перед ними панораму. Город чернел неясной громадой где-то в километре от них. Между ними и городом расположился лагерь северян. От них до городских валов было метров пятьсот. Удобное расстояние для их намерений. И луки не добьют, и неожиданной вылазки осажденных можно не бояться. Пока еще городские добегут до лагеря…, впрочем, и никаких неожиданностей они от своих визави не ждали. Северяне совершенно этого не боялись и даже, расположившись так, провоцировали на то, чтобы защитники города вышли в чистое поле. Битва в поле – это они понимали и знали, а брать штурмом даже такое хилое укрепление, это для них, мягко говоря, было непривычно. Но конечно никто из защитников за ворота не вышел. Дураков не было. Поэтому северяне расположились вольготно, не боясь неожиданного нападения. Даже караульных выставили всего два человека, да и то со стороны города. Легкие победы над дружинами баронов и графа явно разбаловали их и никаких сюрпризов от них они не ожидали.
Тем более неожиданным для них оказалось появление дружины Карно. Северяне впали в какое-то подобие ступора, когда из легкой дымки утреннего тумана вдруг выступили ровные ряды воинов и подняли луки. Узелковская сотня насчитывала около ста восьмидесяти дружинников и в основном состояла из коренного населения. А коренное население – это охотники лесовики, для которых лук был таким же инструментом, как кувалда для кузнеца или соха для землепашца. Во всяком случае, как натянуть тетиву и пустить стрелу в нужном направлении знал и мог даже мальчишка. И пусть в сотне числились мечники и копьеносцы и официальных лучников была только треть сотни, но луки таскали все. Семейные традиции, так сказать, и легче было увидеть воина без меча, чем лесовика без лука.
Волна стрел накрыла стан северян. А затем еще одна и еще… Пока рожок не протрубил прекращение стрельбы. Над полем стояли крики и стоны и только изредка к небу неслись яростная ругань. Растерянные и потерянные северяне не могли понять, что за кара постигла их. Некоторые даже не успели проснуться, как их сон из временного превратился в вечный. Из оставшихся живых больше половины было ранено, кое-кто настолько тяжело, что недалеко ушли от своих уже умерших товарищей. Пять залпов из ста пятидесяти луков по неготовым к бою воинам – это было страшно, страшно и смертельно. Немногие из оставшихся на ногах, не потерявшие в этом царстве смерти присутствия духа, призывали к оружию, но тут зарокотали барабаны. Это карновская дружина, закинув луки за спину, выставила вперед копья и, закрывшись тяжелыми щитами, мерным шагом двинулась вперед. Это даже не было атакой с ее яростными кличами и руганью, это скорее походило на равномерное поступательное движение некоего механизм, равнодушное ко всему, попавшему под его каток. Несколько диких северян кинулось было на эту стену щитов, но им даже не удалось приблизиться на расстояние удара. Таких, особенно наглых, отстреливали еще на подступах пятьдесят лучников, шедших за фалангой из ста дружинников. Новая тактика опять показала себя во всей красе.
Битва еще была не окончена, но Ольт и Оли даже не сомневались, за кем осталась победа. Даже на Ольта, смотрящего на все со стороны, она произвела впечатление. Впервые он наблюдал за ходом битвы не как ее участник, и даже не как дающий советы воеводе, а как простой зритель и честно сказать, это ввело его в некие тягостные раздумья. Он задумался, не выпустил ли он джина из бутылки, показав Карно тактику древних римлян, Александра Македонского, Ганнибала и многих других, начиная с монголов с китайцами и кончая приемами рыцарской конницы. Смерть столь многих людей, быстрая и неотвратимая, ввела его в некое смущение. Наверно это беда всех, получивших воспитание в той великой стране, где он родился, вырос и получил образование. Размышлять над каждым трупом, а стоило ли это того, и бороться с собственной совестью, оплакивая каждую погибшую душу, пока собственная душа не зачерствеет и не покроется броней равнодушия – наверно это удел всех, кто родился в той стране. А может и нет, может это было свойственно всем народам уже подзабытой Земли? Сейчас это уже было не важно.