И что самое интересное, Ольт раздумывал обо всем этом с полным безразличием, которое, на самом деле, больше всего его и пугало. Да и думал он обо всех этих трупах, несвоевременной тактике и прочем скорее по привычке, чем в самом деле серьезно переживал. В конце концов на нем самом уже столько трупов, что пора открывать личное кладбище. Это совесть человека из двадцать первого века планеты Земля ему покоя не дает. Надо бы ей зубы-то выбить, чтоб забыла, что такое глодать и грызть и могла только сюсюкать и сосать. Он же дикий мальчишка из средневекового государства Эдатрон. Да он даже название планеты, приютившей его, не знает. Совсем дикий.
Отвлекла его от раздумий картина на поле боя. Хотя, какое поле битвы? Скорее, глядя на жалкие остатки северян, хотелось назвать это полем избиения. Но оказывается у них появился шанс реабилитироваться и предоставили его им крайвенцы, или вернее сам герцог Моордр во главе своей дружины. Ворота в надвратной башне города отворились и оттуда, в полном согласии с местной тактикой, с криками и улюлюканьем понеслась толпа воинов. Герцог, оценив результаты сражения, не хотел терять положенные ему бонусы и в главе своей дружины бросился на добивание. К тому времени карновская фаланга прошла лагерь северян и обозники уже шарились по трупам северян, милосердно добивая раненных, а дружина остановилась и так и стояла, не распуская строя. Отогнанные от своего лагеря северяне, наученные горьким опытом, не решались на них лезть и тоже так и стояли толпой, примерно с сотню человек, между карновцами и городом.
Тут-то и появились дружинники герцога с небольшими вкраплениями графских воинов. То, с какой легкостью карновцы разделались с дикими северянами, внушило им ложные надежды, и они даже с каким-то весельем устремились на добивание ненавистных дикарей. Их можно было понять, столько страха, сколько они натерпелись за эти дни, они давно уже не испытывали. И, как это не странно, это весьма обрадовало северян. Они даже не ожидали такого подарка судьбы. Чем иметь дело с непонятными вояками, которые и шага не делают из своего строя, больше похожего на крепость, и стреляют во всякого кто близко подойдет к этой проклятой шеренге закованных в доспехи воинов, лучше позвенеть железом с толпой, так знакомо размахивающей мечами и топорами и огрызающейся проклятиями. Одно дело умереть под стрелами, которые неизвестно, как, в кого и откуда прилетят, и совсем другое схлестнуться в рукопашную с конкретным человеком и, даже если придется умереть, то с топором в руке, отражая вражеский удар. Их радость мог бы понять только приговоренный к повешенью разбойник, неожиданно получивший помилованье.
С восторженными воплями они устремились навстречу воинам из города. Их встреча оказалась очень горячей. И шумной, воинственный рев и лязг оружия услышали даже Ольт с Оли. Северяне с такой веселой яростью врезались в набегавшую толпу горожан, что даже в один момент казалось, что они, как лес, вырубят всю эту толпу, из которых наверно половина только вчера взяли в руки боевое оружие. Герцог, опасавшийся за судьбу города мобилизовал в свою дружину молодых и здоровых горожан. Северяне, накачанные адреналином и обидой за проигрыш по самые уши, с охоткой принялись за сокращения гражданского поголовья горожан и Ольту даже показалось, что им удалось переломить ход событий. Их оставалось-то человек сто с небольшим, причем треть была серьезно ранена, и они участвовали в битве в меру своих сил, стоя на месте и сдерживая напор горожан, но зато их более-менее здоровые собратья вовсю веселились, попав в знакомую им стихию боя накоротке. И, судя по результатам их веселья, итоги битвы могли оказаться для горожан довольно плачевными.