- Молчи, сука. А то быстро к Единому отправлю. – перед глазами, в которых медленно проступал ужас, мелькнуло широкое острое лезвие ножа. – Где монетки прячешь? Ну, говори. И не ори, а говори тихо и спокойно. Если крикнешь - умрешь, но в начале умрут и жена твоя, и дети.
Ладонь, каждую мозоль которой управляющий ощущал своими губами, медленно убралась в сторону. А нож наоборот приблизился к кадыку на горле и слегка надрезал кожу. Выступила капля крови. Управляющий даже не пикнул, завороженно следя за лезвием. Наверно впал в ступор и это не понравилось Карно. Надо было скорее приводить пленного в чувство. Но в начале пришлось связать пленнику руки и ноги, может управляющий и опешил, но уж слишком не понравился атаману мимолетный взгляд, брошенный на дверь.
- Если скажешь, где казну хранишь, то так и быть, оставлю детишек в живых.
- Я скажу, скажу, только детей не убивайте, - наконец пришел в себя управляющий. Его маленькие глаза забегали по лицам налетчиков. Обычно хитрая физиономия сейчас выражала страх и ужас от происходящего. Но Ольту не нужно было, чтобы он потерял голову, ему надо было, чтобы управляющий мог думать, и думать о том, как выкрутиться из, казалось бы, безвыходного положения. Ольту был знаком такой тип людей. Трусливые в прямом столкновении, но желание выжить любой ценой заменяла им храбрость, а хитрость, заменявшая им мозги, помогала выпутаться из любой сложной ситуации. Такие люди были очень опасны именно своей трусостью, потому что всегда старались бить исподтишка и в спину, при возможности подставляя вместо себя другого и если это было возможно, то и чужими руками. Надежнее всего было бы от него избавиться, причем самым кардинальным способом, но он был пока нужен. Но после того как в нем отпадет надобность, Ольт дал себе слово тут же его убрать. Такие люди злопамятны и даже во вред себе, но найдут способ отомстить. А пока пусть выкручивается, пусть вымаливает себе жизнь и управляющий не обманул ожиданий налетчиков.
- Все скажу, все покажу, но не убивайте. – на лице был написан страх, но глаза уже смотрели цепко и изучающе.
- Конечно скажешь, - оскалился Оглобля, - а зачем тебе жизнь. Радуйся, что дети живы останутся.
- О, господа, видит Единый я очень благодарен за детей. Но может вы и мне оставите жизнь, я ведь могу быть полезным. - его глаза бегали и Ольт чуть ли не наяву видел, как длинными тонкими червячками извиваются мысли в голове у этого прохвоста. Что-то слишком быстро он оклемался. Это про таких как он сказано: «Рожденный ползать летать не может, но зато как они ползают!» И если дать ему время, то обязательно придумает какую-нибудь пакость. Ольт подмигнул Оглобле.
- Э, да что с ним долго разговаривать? Будет полезным, не будет, только базарит попусту. Сами захоронку сыщем, а этого прирежем.
Оглобля зажал управляющему рот и приложив, чтобы тот не увидел, нож обухом к шее, резанул. Зверски прищурившиеся глаза налетчика со свирепостью глядящие из-под платка, ощущение холодного металла на коже и режущее движение руки оказали немного неожиданный эффект. Управляющий дернулся в бессильной попытке вырваться, задушено вскрикнул, но затем глаза его закатились, а в комнате распространился вонь от дерьма. А у кого выдержат нервы, когда вдруг твой мирный и спокойный сон прерывается таким грубым и страшным пробуждением? Героем управляющий не был и когда понял, что тут бессильна вся его изворотливость, то поплыл основательно. Ольт поморщился от всепроникающей вони и кивнул Карно, пора и ему вступать в дело. Тот навис над кроватью
- Подожди, не добивай. Еще раз спрошу и, если и после этого будет не по делу говорить, тогда он твой. – а затем обратился к безвольно поникшей тушке, - эй, убогий. Ты меня слышишь?
Управляющий лежал сломанной куклой и не на что не реагировал. Карно ухватил в горсть материю у горла ночной рубашки, в которой тот спал, приподнял послушное тело и легонько хлестанул его по щекам.
- Эй, я тебя спрашиваю. Слышишь меня?
Видно что-то сквозь шок от несостоявшейся смерти дошло до управляющего, и он утвердительно неистово закивал головой.